он счел бы меня скотиной, но если бы его жена сказала ему, что он стал ей противен, а он продолжал бы навязывать ей свое общество, это отнюдь не мешало бы ему считать себя безупречным джентльменом. И у него еще хватает наглости ссылаться на религию… на религию, которая учит: «Как хочешь, чтобы люди поступали с тобой, так и ты поступай с ними».
Но в отношении Хэлидома Шелтон был не прав: он забыл, что тот не в силах представить себе, как это женщина может питать к нему отвращение.
Шелтон добрался до своего дома и, прежде чем войти, постоял с минуту, наслаждаясь ярким светом фонарей, легким дуновением ветерка, замирающим шумом улицы.
«Неужели, женившись, я стану такой же скотиной, как этот тип в пьесе? – подумал он. – Впрочем, что ж тут удивительного. Каждый хочет получить за свои денежки все, что ему причитается, – свой фунт мяса! И зачем только мы употребляем эти прекрасные слова: «общество», «религия», «мораль»! Сплошное ханжество!»
Он вошел к себе, распахнул окно и долго стоял, засунув руки в карманы, опустив голову и задумчиво хмурясь; силуэт его отчетливо вырисовывался в светлом квадрате окна над темной площадью. Полупьяный старик оборванец, полисмен и какой-то субъект в соломенной шляпе остановились внизу, переговариваясь о чем-то.
– Ну да, – говорил оборванец, – я мразь и бездельник, но вот что я вам скажу: ежели все мы были бы на один манер, что стало бы с миром?
И они пошли дальше, а перед взором Шелтона возникло невозмутимо-спокойное лицо Антонии, лицо Хэлидома – олицетворение благопристойности и чувства собственного достоинства, голова человека с рачьими глазами и прилизанными волосами, разделенными посредине ровной ниточкой пробора. Казалось, некий луч света упал на них, осветив их существование, как лампа с зеленым абажуром освещала страницы Мэтью Арнольда, и перед Шелтоном во всей своей безмятежности предстал этот элизиум, где люди не ведают страстей и не впадают в крайности, – мир деспотичный, самодовольный, властолюбивый и такой же приглаженный, как пейзаж в Средней Англии. Здоровые, богатые, мудрые! У них одно стремление – к совершенствованию, к самосохранению: ведь выживают только наиболее приспособившиеся! «Вот они, примерные граждане, – подумал Шелтон. – Да, если б все мы были на один манер, то что стало бы с миром!»
Глава VI. Брачный контракт
«Дорогой Ричард, – писал Шелтону на другой день его дядя, – я был бы рад видеть тебя завтра, в три часа дня, чтобы побеседовать о твоем брачном контракте…»
И вот в назначенный час Шелтон направился в Линкольнс-инн-филдс, где на каменной стене у входа жирные черные буквы гласили: «Парамор и Херринг (адвокаты)». Волнуясь, поднялся он по массивным ступеням и следом за невысоким рыжеволосым юнцом прошел в заднюю комнату на втором этаже. Здесь за столом сидел и писал джентльмен с гладко выбритым лицом, напоминавшим мопса; стол был поставлен как раз посредине, словно затем, чтобы ему удобнее было держать под наблюдением свой маленький мирок.
– А,
