он поднялся, проиграв восемьдесят тысяч франков, и выплатил их без малейших признаков волнения.
Роже сказал ему:
– Сегодняшняя игра не идет в счет: вы почти засыпали; я не возьму ваших денег.
– Вы шутите, – ответил флегматичный голландец, – я очень хорошо играл, но мне не везло. Я уверен, что в любой момент могу вас обыграть в пух и прах. Прощайте!
И они расстались.
На следующий день мы узнали, что в отчаянии от проигрыша он застрелился в своей каюте, предварительно осушив чашу пунша.
Восемьдесят тысяч франков, выигранные Роже, лежали на столе, и Габриэль смотрела на них с улыбкой удовлетворения.
– Вот мы и богаты! – сказала она. – Что мы будем делать с такой кучей денег?
Роже ничего не отвечал; казалось, он не мог прийти в себя после смерти голландца.
– Нужно натворить всяких глупостей, – продолжала Габриэль. – Деньги эти так легко пришли к нам, что истратить их следует с такой же легкостью. Купим коляску и будем дразнить коменданта порта и его жену. Мне хочется бриллиантов, кашемира. Попроси отпуск, и поедем в Париж. Здесь нам ввек не истратить всех этих денег!
Она остановилась и взглянула на Роже. Он не слушал ее, он сидел, подперев голову рукою, не поднимая глаз; казалось, самые мрачные мысли бродили у него в голове.
– Что с тобою, Роже? – воскликнула она, положив руку ему на плечо. – Дуешься ты на меня, что ли? Слова из тебя не вытянешь.
– Я очень несчастен, – произнес он с подавленным вздохом.
– Несчастен! Господи прости, уж не раскаиваешься ли ты в том, что ощипал этого толстого мингера[18]?
Он поднял голову и посмотрел на нее остановившимся взором.
– Что за важность, – продолжала она, – что он отнесся к этому так трагически и выпустил себе из головы остатки мозгов? Я не жалею проигравших игроков. Пусть уж лучше его деньги находятся в наших руках, чем в его. Он истратил бы их на выпивку да на табак, меж тем как мы… мы затеем массу чудачеств, одно элегантнее другого.
Роже ходил по комнате, опустив голову и полузакрыв глаза, полные слез. Вам стало бы жалко его, если бы вы его видели.
– Знаешь, – сказала Габриэль, – кому неизвестна твоя романтическая чувствительность, тот мог бы подумать, что ты сплутовал в игре.
– А если это так и есть? – произнес он глухим голосом, останавливаясь перед ней.
– Вздор! – ответила она с улыбкой. – У тебя ума не хватит, чтобы сплутовать в игре.
– Да, я сплутовал, Габриэль, сплутовал, как жалкий подлец!
Она поняла по его волнению, что он говорит правду. Она села на кушетку и некоторое время молчала.
– Лучше бы… – наконец промолвила она взволнованным голосом, – лучше бы ты убил десять человек, чем сплутовал в игре.
Господин (
