там вам в политехническом институте гидродинамику, помнишь, когда я с дуру из авиационного перевелся из Уфы в Политехнический, правда пришлось перевестись обратно и закончить продвинутый институт, а не шо попало?
– Ну да помню. Но особо я не интересовался этой кавитацией.
– По этой тематике у него двадцать семь книг написано, это он мне сам сказал, когда я ему задавал вопросы на конференции, куда меня от завода “Авиант” направили. Ты лучше скажи мне, зачем это тебе и, что ты собираешься с этим делать?
– Много будешь знать, скоро состаришься. – Шутливо ответил Юрий Михайлович.
– Ну, ты меня за лоха не держи, я ведь не лыком шит. А все же должен знать, что ты намерен с этим делать.
– Для начала вот возьми твою долю. – С этими словами Юрий вынул еще одну, такую же пачку стодолларовых купюр, и сунул мне в конверте. С улыбкой добавил:
– Заслужил. Больше я тебе ничего не скажу, не велено.
Он взял кулек с образцом и ушел. Я уехал домой, безмерно порадовать жену деньгами, которых хватило ровно на месяц, превратив в стиральную машину, новый холодильник и раскладывающийся диван кровать в комнату дочки.
Юрия Михайловича в гостинице Днепр, что на Европейской площади, в номере поджидал эксперт, о котором он не говорил мне.
– Ну, что есть? – спросил он на английском языке.
Юрий поставил бутыль на журнальный столик и распаковал кульки. Комната стала наполняться едким химическим запахом серной кислоты.
– Сем, давай быстрее, видишь какая вонь. – Обратился Годунов к напарнику по имени.
Сем, молча, достал из кейса аппарат, напялил на уши наушники, стал пультом аппарата внимательно водить возле бутыли с содержимым образца. В наушниках раздавалось потрескивание. Это потрескивание ослабевало возле двери комнаты, а при приближении усиливалось.
– Фонит прилично, – сказал Сем, – почти полтора рентгена в час, хоть времени прошло лет с двадцать, как мы там утопили два стержня с институтского ректора.
– Что ты намерен решить, какие выводы? – встревожено спросил Юрий.
– А выводы простые. В этом хранилище прекрасная изоляция. Я исследовал местность. Радиоактивный фон нормальный, никаких отклонений, так что можно давать команду.
– А это куда? – указывая на бутыль, спросил Юрий.
– Тебя учить, что ли? – с ухмылкой спросил Сем.
– Ну, понятно. И дальше как?
– Все зависело от нас. Теперь инвестициям на приватизацию фабрики дорога открыта. Хозяином можно сделать хоть бы и твоего Валентина Альбертовича.
– Ну и как это будет выглядеть, в Киеве и контейнеры с отработанным радиоактивным топливом? Европа же рядом, а? – спросил Юрий.
– Хранилище оснащено лучше Чернобыльского саркофага, так что не дрейф. Победа будет за нами, мы победили. – Похлопывая дружески по плечу Юрия Михайловича, с довольной улыбкой отвечал Сем. – А, что самое главное, что к этому
