берет фарфоровую чашку и отпивает из нее. Взгляд нацелен ровно на меня. Губ не вижу, но отчего-то кажется, что он улыбается. Гордей стоит у окна, что-то печатает в телефоне, тоже мило улыбается, но своему невидимому собеседнику.
Словно почувствовав мое внимание на себе, поворачивает голову в мою сторону, подмигивает задорно и снова утыкается в свой телефон.
Прелестно.
– Мне подбросить монетку? – язвлю, хотя с родителями, особенно с мамой, этого не позволяю себе.
Но сейчас чувствую себя как на каком-то аукционе. Не могу понять, кто кого выбирает. Жуткое ощущение.
– София! – чуть громче говорит.
– Соня, присаживайся. Чай еще не остыл. Ты, наверное, замерзла. Сегодня отвратительная погода. Говорят, циклон продержиться еще несколько дней, – говорит Артур.
Его голос красивый. Мужской, с легкими хриплыми нотками, довольно низкий, но не басит как дикий раненый зверь. Совру, если скажу, что ничего не почувствовала. Пожалуй, мне даже нравится, как он говорит.
Голос вообще моя слабость. Могу влюбиться в человека, только услышав его короткое “Привет”.
Мама подталкивает в спину. Подчиняюсь.
– Прошу, – протягивает мне маленькую чашку чая.
Наши пальцы соприкасаются. Не случайно, конечно же. Взгляды встречаются, сцепляются, ниточка натягивается, что-то происходит, зарождение чего-то… И я рву ее безжалостно.
– Спасибо, – тихо отвечаю и начинаю пересчитывать чаинки.
– Я как-то был на твоем выступлении.
Артур отставляет чашку и откидывается на удобное кресло. Ведет себя уверенно. Я бы даже сказала слишком.
– София у нас танцует первым составом. Говорят, скоро новая постановка будет, пробы на главную роль организуют.
Мама, да и все присутствующие, вслушивались в наш непродолжительный с Артуром диалог.
На сцене не чувствуешь такого внимания, как сейчас.
– Уверен, тебя выберут, – рукой дотрагивается до моего плеча.
Знак поддержки. У меня нет отторжения, нет брезгливости, но и ничего воспламеняющегося внутри тоже нет. Ровно, абсолютно.
С Толей было не так. С самого первого нашего взгляда. Моя первая и единственная любовь, первый мужчина. Мы расстались несколько месяцев назад. Почему? Я хотела большего, ему это было не нужно.
Спустя неделю Толя обнимал другую девушку и улыбался ей так же как мне. Тогда я впервые почувствовала предательство на вкус.
– Не знаю, по-моему балет – полная хрень, – голос Гордея другой. Выше, по-мальчишечьи тоньше. Классический тенор.
Зато из всех сидящих он самый честный. Наверное.
– Гордей, – женщина, очевидно, их мать, вскрикивает по-театральному наигранно.
– Ну а что? Ногами дрыгают, ничего не понятно: кто, куда, зачем. Танцуют и танцуют. Скукота. То ли дело квесты проходить. Вот это я понимаю. Нервишки пощекотать и окунуться в этот выстроенный
