кто-то из врачей. – Имя – язык сломаешь.
– Ну так надо для простоты дать ему другое, – предложил второй офицер.
Первый офицер повернулся к Медее Крунц.
– Если дать ему другое имя, не выведет ли это его из равновесия? – спросил он.
Эксперт по оккультным наукам о человеке и недочеловеке надула губы.
– В принципе, да, это может его встряхнуть, – сказала она. – Но на той стадии, в которой он находится, это уже не имеет большого значения.
– Отлично, – прокомментировал один из врачей.
– Понятно, Чуф? – спросил председательствующий, офицер, который восседал прямо передо мной.
У меня ушло несколько секунд на то, чтобы понять, что он обращается ко мне. Вот, стало быть, какое нелепое имя они решили мне присвоить. Это прозвание было мне глубоко не по нраву, но, в первый раз с начала моих слушаний, я почувствовал, что в моей персональной судьбе сделан важный шаг. Я вновь попытался отдать честь и потерял равновесие. В последний момент все же выровнялся.
– Он понял, – решил офицер.
– Встреча через полвека, – сухо подытожила Медея Крунц.
Председательствующий повернулся к толстяку.
– Можете его увести, – приказал он.
– Отвести куда? – спросил толстяк.
Врачи одновременно пожали плечами. Я увидел, как толстяк берет мое досье и опирается на стол, потом услышал, как он отодвигает стул. Он встал.
Меня слепил свет. Толстяк приближался. Я по-прежнему не знал, намерен ли он порубить меня на куски на поживу грифам или собирается
4. Фишман
Абимаэль Фишман разрядил пистолет в лицо Бреду Макдугласу и, не обращая внимания на осколки костей и брызги крови и серого вещества, которые замарали его рабочую форму убийцы, покинул павильон, бесшумно затворив за собой застекленную дверь.
Ночь была тиха и беззвездна. Едва заметный дождик смочил ему волосы, лицо, пока он шел по улице Шенберга. Не композитора, внезапно подумал он. Некоего Дардана, Дардана Шенберга, а не Арнольда. Может быть, этот самый Дардан – политик, а может – второстепенный, безвестный художник. Или герой одной из их дерьмовых войн. Какая-нибудь знаменитость мелкого пошиба. Не музыкант.
Он повернул за угол и, пройдя вдоль газона, залез в машину, припаркованную под большим деревом, акацией. Стараясь не запачкать сиденья кровью, переоделся.
Теперь на нем был другой комбинезон, и он стал похож на мотоциклиста, почему-то устроившегося на водительском сиденье малолитражки; это была «Бильма 509», которую он угнал чуть раньше и от которой не ждал ничего особенного, видя в ней просто средство выбраться незаметно из города. Бак был заполнен лишь наполовину, сцепление оставляло желать лучшего, но мотор работал исправно. К этому описанию можно добавить, что она была светло-коричневая, пахла псиной, а на заднем, сомнительной чистоты
