что мы действительно свободны всегда и во всех ситуациях, осознаем, что любое принуждение основано лишь на иллюзии субстанциональной длительности, устойчивой субстанции, связующей сущности. Мы полностью погружаемся в океан свободы. Наше участие в различных отношениях, в действительности, совершенно произвольно. Это чувство непосредственности свободы радует. Это высшее понимание смерти связано с Ямантакой, Терминатором смерти, являющимся самой устрашающей персонификацией мудрости неэгоистичности, реализацией пустоты ничто.
Замечено, что тибетская культура очень колоритна, а тибетцы в целом – живой, жизнерадостный и отзывчивый народ. Они индивидуалистичны, непредсказуемы и ценят свободу во всех аспектах и на всех уровнях. Они использовали свою независимость, чтобы практиковать просветляющее учение Будды, а не развиваться в материальном или военном отношении. Тибетцы делали все в меру своих возможностей, чтобы хорошо использовать человеческую жизнь и полностью реализовать ее потенциал для кармического, а не просто материального прогресса. Уникальная красота их цивилизации в значительной мере исходит от их ясного осознания непредсказуемости смерти и свободы, которую оно приносит.
Глава 2. Тибетская наука смерти
Что есть смерть?
Что такое смерть? Этот вопрос требует изучения. Западная наука считает, что прямая линия на электроэнцефалограмме означает прекращение сердцебиения и активности мозга и поэтому констатирует смерть. Иллюзия субъективного «я» в индивидуальном сознании, которую материалисты соотносят с наличием активности мозга, должна заканчиваться с прекращением волн активности мозга. Однако представление о смерти как об отсутствии сознания не является научным выводом. Это концептуальное понятие. Во многих случаях людей реанимировали после появления в течение некоторого времени прямой линии ЭЭГ, и они сообщали об интенсивном субъективном опыте.
В популярном представлении, поддержанном современным научным образованием, смерть чаще всего предстает как пороговое состояние, как нечто, забвение, пустота, разрушающая жизнь и поглощающая ее навсегда. Она родственна сну, тьме и бессознательности. Она страшит тех, кто счастлив или чувствует, что должен стать счастливым. Ее ищут несчастные, страдающие от непереносимой боли, как благословенную финальную анестезию. Но наука не должна отказываться от анализа этого представления. По существу, внутренняя наука начинается с анализа «ничто». Все же «ничто» – это просто ничто. Это не место, напоминающее идею небытия. Место подразумевает площадь, протяженность. Оно определяется координатами и границами. Это не «ничто», а помещение. «Ничто» не может где-то поместиться, и ничто не может поместиться в нем. У «ничто» нет ни внутреннего, ни внешнего. Оно не может быть разрушено, уничтожено или ограничено, у него нет энергии или воздействия. Оно не может быть вещью, царством, государством или
