власти, полагается быть в надлежащей форме одежды.
– Так форму только вчера вечером получил. Погоны, петлицы и пуговицы ещё пришить надо, иначе не по уставу будет, нарушение серьёзное, – пояснил Александр. – Вы, лучше, скажите, ключ от отделения милиции у вас?
– Конечно у меня, – Аркадий Назарьевич торопливо кивнул. – У кого ещё он может быть?
Вопрос, конечно, риторический. Из выдвижного ящика письменного стола председатель леспромхоза извлёк металлический ключ с большой деревянной биркой.
– Товарищ капитан давно обещал мне участкового прислать, только я никак не думал, что это будешь ты, – Аркадий Назарьевич протянул ключ с биркой. – Заждались уже. У нас всё давно готово: и отделение отремонтировали, и сейф занесли. Даже камеру предварительного заключения и ту сделали. Это я настоял, – с гордостью заявил председатель.
– А её-то зачем? – искренне удивился Александр.
Ещё до войны в Четвёрочке было отделение милиции, но «обезьянника», той самой камеры предварительного заключения, не было.
– О-о-о…, – таинственно протянул Аркадий Назарьевич. – Небо в клеточку и целая ночь на неудобной скамейке. На дебоширов и алкоголиков действует безотказно. По себе знаю, – Аркадий Назарьевич задорно усмехнулся, – было дело, по молодости. Но! – председатель всплеснул руками. – Без настоящего участкового она не работает. Это как пистолет без патронов получается. Это я ещё до твоего появления успел выяснить. Зато теперь!
Аркадий Назарьевич и в самом деле жутко рад, что у него в Четвёрочке и в леспромхозе в целом наконец-то появился полноценный участковый инспектор милиции. Лично для него это значит, что часть далеко не самых приятных дел и забот отныне не его дела и заботы.
– Но, это, – Аркадий Назарьевич вновь стал серьёзным, – комнату в общежитии для тебя мы подготовили. Только, это…, – глаза председателя испуганно забегали из стороны в сторону, – у тебя, вроде как, собственный дом имеется.
А-а-а…, вот он о чём. Александр расслабленно улыбнулся. Аркадий Назарьевич никак не думал, не гадал даже, что долгожданный участковый окажется местным жителем. Наверняка ждал пришлого из города.
– Аркадий Назарьевич, – медленно и с расстановкой начал Александр, – во-первых, дом не мой и моим никогда не был. Его построили с вашего разрешения и при непосредственном содействии леспромхоза ещё до войны. Мой отец получил его как работник леспромхоза.
Дом, в котором ещё до войны жила семья Асеевых, и в самом деле никогда не был частной собственностью. Когда Леспромхоз №4 ещё только-только организовывался, то жильё, деревенские избы для семейных работников, строили сообща и при непосредственном содействии леспромхоза. Тот же лес на сруб нельзя было просто так навалить и вывезти.
– Во-вторых, – продолжил Александр, – я уже знаю, что в доме моих родителей живёт другая семья. Я как раз мимо на «полуторке» проезжал, видел. Ну не выселять
