хотя находились совсем рядом. Я думал, отчего так? Но потом понял. Просто моя река была слишком медленной и не определяла никаких отношений к тому, что я вижу, не в состоянии соприкасаться с внешним слишком быстрым миром. Я был один внутри своего времени, весь мир был вокруг, где-то.
Потом медсестра ушла и через минуту вернулась с градусником в руках.
– Возьмите, – сказала она, протягивая мне градусник.
Я медленно поднял руку, взял его и сунул под мышку. Холодное стекло оказалось достаточно сильным вторжением внешнего мира. Я почувствовал, какой я маленький и слабый, если даже такая мелочь, как градусник, может так остро впиваться в мои ощущения. Мне стало одиноко, немного страшно, немного грустно – все было немного. Я немного подумал о Сергее Степановиче и Леночке: как жаль, что их нет рядом. Мне было одиноко. Но скоро градусник нагрелся и стал частью меня. Я впитал его в себя и заставил двигаться так же медленно. Я взял его с собой в путешествие по водам реки своего времени. И когда медсестра снова подошла, чтобы забрать градусник, мне было даже жаль расставаться с ним, я стал еще более одинок. Медсестра ничего не сказала, посмотрев на градусник, только записала что-то в своей тетради и пошла, стряхивая градусник на ходу, стряхивая с него частицу моего тепла.
Казалось странным, что медсестра не говорит со мной и не спрашивает ничего. Она как будто знала о моем отдельном времени и не пыталась попасть в него, понимая, что это невозможно. Хотя я думал, что все же это неправильно. Операция была достаточно важным событием для меня, и, казалось, все должны проявлять хоть какой-то интерес к этому. Но все было не так. Я не знал, что я лишь травинка на берегу ее реки времени.
Неторопливость снова взяла меня в свои руки. Я лежал, терпеливо ожидая нового поворота времени. Но это должно было случиться нескоро. Насколько я мог видеть, впереди река была такой же ровной и гладкой и медленной, медленной.
Те, кто был здесь, не вносили никакого разнообразия в тягучее течение больничного дня. Минуты и часы почти ничем не отличались друг от друга. Все было под стать тому, что происходило здесь: люди сращивали свои ткани, производили изменения в своих организмах – это было долго, незаметно.
Я подумал об устройстве Сергея Степановича в своей голове, оно тоже сейчас срасталось со мной. Маленький кусочек металла или Бог его знает чего, он был во мне, где-то там, между лбом и затылком. Его маленькие контактики, похожие на усики и тоньше волоса, впивались в мой мозг и теперь тихо срастались с ним, становясь частью меня, но более того, становясь частью моих мыслей, моих ощущений, моего «я».
Забавно было сознавать это. Я подумал, не стал ли я теперь как машина с электронной схемой в голове? Но нет – я улыбался – конечно, нет. Все же устройство не настолько сложно, и, пожалуй, это оно зависит от меня, а не наоборот.
Я вспомнил, как Сергей Степанович показывал его. Осторожно держа передо мной и не давая мне в руки,
