как-то странно манерничала, явно еле сдерживая провинциально-местечковую суетливость, когда пыталась использовать для взятия хлеба только большой и указательный пальцы обеих рук, все остальные сильно растопыривая в разные стороны. При этом беспричинно улыбалась, если замечала, что кто-нибудь смотрит в наш угол. То было время, когда у нее в гардеробе еще не висело сразу несколько дубленок, этого символа классических понятий бескрайних периферийных российских просторов о «роскошной» городской жизни.
Закончили мы первый ужин довольно поздно. Чтобы исключить обычную в таких случаях неловкость, я заранее рассчитался с официантом.
Проходя через уже готовившийся к полному расходу зал, по которому слонялись погрязшие в ресторанной ревности и блуде барышни, Людмила Борисовна, ловя взгляды окружающих, нервно покусывала свой газовый шарфик.
Домой ехали на моей машине. Оказалось, что мы живем на одной улице. Дома наши стояли рядом, и оба – малоудобные «корабли». Я засунул в автомобильный магнитофон кассету с записью Баха в современной аранжировке и сильным, чистым звучанием. Время пути было раздавлено космической музыкой. До самого дома мы молчали. Лишь изредка Собчак косился на меня, сидящего за рулем. У парадной, не выходя из машины, Анатолий Александрович напрямую заявил, что пытается собрать команду единомышленников, пока, правда, неизвестно для чего, но если я соглашусь, то он предлагает мне в нее войти. Поблагодарив за доверие к малознакомому человеку, я выразил желание в дальнейшем уточнить задачи и определиться с кругом своих предполагаемых обязанностей. Путеводная звезда этого профессора уже была видна невооруженным глазом. Зовется эта звезда властью.
Через несколько дней мы встретились вновь. Он опять приехал ко мне. На этот раз один. Снова решили поужинать, но сегодня говорил Собчак. Я жевал и слушал.
Многие сидящие в зале уже с почтением признали в моем собеседнике пламенного солиста нового союзного парламента опереточного созыва. Он тоже с удовлетворением взирал на зеленую поросль молодых побегов своей завтрашней бешеной популярности, еще не будучи пренебрежителен к пришедшей в дальнейшем славе.
Нашу беседу прервал какой-то армянин в кожаной черной куртке и галстуке «бабочка-регат» расцветкой под американский флаг, что явно не гармонировало с общепринятой нормой поведения в этом ресторанчике нарочито русского стиля. Он подскочил и, поставив на наш стол бутылку коньяка, обратился в зал с пылкими словами благодарности к скромно сидящему Собчаку, который, по словам армянина, прямо на сессии Верховного Совета чуть было не подарил свой депутатский мандат, «это единственное бесценное сокровище, какое у него имеется», земляку владельца коньяка, в знак солидарности с борьбой армянского народа против азербайджанского засилья в Степанакерте, откуда ресторанный гуляка оказался родом. При этом армянин, отвернувшись, махал в нашу сторону руками, а так как Собчак сидел спиной к залу, то все уставились почему-то на меня. Несмотря
