ни странно, но это помогло.
– Что за… дрянь…
– Смерть. Много. Жила. Там. Я не шаман. И мало знать. – Он сидел, скрестив ноги, и уже не держал голову Эдди, но сложенные щепотью пальцы упирались в переносицу. – Иногда видеть сон. Разный.
– О чем?
Пожатие плечами.
И тряпка, в которой Эдди узнал собственную рубашку, кажется даже из новых. А этот гаденыш прижал ее к лицу. Жаль. Кровь хреново отстирывается. Эдди ли не знать.
– Всякое.
Эдди сумел пошевелить руками.
И ногами.
И даже тряпку у лица удержал. Все лучше, чем ничего. И наконец сел – с помощью мальчишки.
– Что ты вообще тут делаешь?
Матушка ему комнату отвела, Эдди точно знает. Сиу склонил голову набок.
– Слышать. Ты уходить. Я подумать, что опять мертвецы. Идти. Ждать. Помочь. – Последнее он произнес с явным недоумением. – Я не друг.
– И не надо. – Эдди шмыгнул носом и поднялся. С трудом. Его шатало. Проклятье, этак он точно не доберется до Орвудов. А ехать надо.
Самому.
Он ведь не один там был. Он ведь…
– Ты беспокойный. – Мальчишка не пошевелился. С растрепанными волосами, в белой рубашке, украшенной россыпью алых пятен, он не походил на тех детей смерти, с которыми Эдди сталкивался.
Обычный мальчишка.
Уши вот только острые.
И взгляд недетский.
– Надо ехать… проверить. Там… меня позвали. Эванора.
– Эва. – Мальчишка поднялся одним быстрым движением. – Я ехать.
– Ты-то куда?
– Туда. За ты приглядеть. А то ведь глупый шаман.
– Да ладно… не такой уж я и глупый, – проворчал Эдди.
– Умный шаман не полезть туда, где смерть.
Возразить было нечего.
Я опять видела небо. Синее яркое небо, такое высокое, бескрайнее. Оно манило. Звало полетать. И я откликнулась. Кто в здравом уме откажется полетать?
Крылья, правда, болели. И воздух такой, что не опереться. А внизу море. Тоже синее, но куда более плотное, чем небо. Еще и злое. Оно кипело, выбрасывая длинные языки волн в тщетных попытках дотянуться.
Я летела.
Надо держаться. Во что бы то ни стало. Там, в кипящей воде, остались братья.
Сестры.
Другие.
Снова чужая память? На сей раз далекая, не образами, скорее эхом разума, что застрял меж мирами, слишком упрямый, чтобы уйти.
И я просто летела. К берегу, что виднелся темной полосой, такой обманчиво близкой. Взмах. И еще один. И снова. Крылья выворачиваются ветром. И я рыдаю. От боли.
Слабости.
От того, что кипящее море ближе, чем берег. И ветер… раньше он держал меня. И был другом. А теперь норовит сбросить, ударить в бок, сломать, смести с небес.
Я ведь…
Взмах. И желание полета сменяется страхом.
Спокойно,
