сказал.
– Но ты же… – недоверчиво начал Тонет. – Да как же! – не укладывалось у него в голове. – Ты же столько лет просидел. – И уже в отчаянии: – Почему не пойдешь? Почему?
– Потому что я должен прочесть письма дочери. Когда-нибудь в другой раз убегу.
– Послушай… Если побег удастся, ты ее увидишь…
– Столько лет я ждал этой минуты… – пробормотал он себе под нос, так тихо, что друзья толком его не расслышали. И чуть повысил голос: – Письма нельзя не прочесть. Ступайте без меня.
– Но это же твой план. Если мы приведем его в исполнение, ты уже никогда не сможешь им воспользоваться…
– Ребята, я занят. В другой раз подумаю. – И с ноткой нетерпения в голосе: – Прощайте, бог в помощь.
Те двое печально переглянулись. Тонет пожал плечами и сказал, пошли, Фанер. И как-то даже злобно ткнул пальцем в распростертого на койке человека, прижимающего к сердцу бумажки: у тебя от сырости мозги заржавели.
– Не теряйте времени, – ответил тот, мечтая остаться в одиночестве.
Сообщники повернули в замке заветный ключ и крадучись проследовали до конца коридора, к двери, ведущей на чердак. Когда шорох их осторожных шагов затих, Олегер устроился на койке поудобнее, подложив под голову дочкины письма вместо подушки. Впервые за двенадцать лет в ту ночь он уснул сладким сном.
Пара минут
Она с довольным видом выпустила дым. Ну вот, все шито-крыто. Изменить мужу оказалось проще простого: пара минут, раз-два – и ты неверная жена. Похоже, что карающие ангелы не собираются спускаться с неба, трубя в медные трубы. А фигура у этого полузнакомого парня как с картинки, сразу видно, что пьет один кефир.
– А почему у тебя пуза нет? – спросила она фамильярно, пользуясь тем, что познакомилась с ним поближе.
– Так я спортсмен. А ты бы не курила.
Спортом занимается. Заботится о себе. Не то что я или мой Рикард, приходит время, распустишься, и некогда красоту наводить, когда твоя вторая половинка тобой уже не интересуется.
– Я пошел.
– Подожди пару минут. Я тебе нравлюсь?
– А как же, – соврал любитель кефира.
Первый в жизни адюльтер доставил ей эпохальное наслаждение; а Неус-то ей пела, что если она и отважится, то больше в этом страха, чем удовольствия: не застанет ли ее Рикард, не будет ли это страшным грехом, как бы чего не стряслось, вот выйду на улицу, и все заметят, чем я тут занималась, обо всем этом Неус предупреждала, а про кайф – ни слова. А смотри, оргазм-то был мощнейший, и не с кем-нибудь, а с мастером по ремонту стиральных машин, с очень милым спортсменом, полным силы, как бык. Да и чего ей бояться? Ничего она Рикарду не должна, любить они друг друга не любят, нет… А вдруг он именно сегодня решит вернуться домой пораньше? Нет-нет, такого за двенадцать лет ни разу не случалось.
– Знаешь что? Лучше ступай.
Парень покорно встал, не торопясь, чувствуя, что распалившаяся жарче, чем лучина в печке,
