и со смутным чувством печали смотрела на миниатюру совсем другими глазами. Портрет теперь ожил для нее, странным образом наполнившись чем-то злободневным. В этих чертах, имеющих некоторое сходство с ее собственными, таилось предчувствие такой же печали. Возможно, здесь была изображена полная одиночества и горечи судьба, которая ждала и ее, Кэтрин. Она почувствовала, как невольно покидает свое тело, как будто ее дух, трепещущий на грани тьмы и света, слился с духом Люси де Керси. Это было странное чувство, ощущение растворения в пространстве и времени, слабое эхо прошлого, слышимое среди грохота великого города только в потаенных уголках ее сердца.
Бреге снова заговорил:
– И к тому же очень странно, мисс Лоример, – она так на вас похожа.
Кэтрин отмахнулась, скрыв этим жестом удар, нанесенный ей словами Бреге.
– Следующий, кто скажет это, получит от меня кирпичом по голове, – отрезала она, развернулась и поспешно направилась к двери.
Они вместе пошли по авеню к офису, маленькой лавчонке, зажатой между шикарным портновским ателье и модным цветочным магазином. Было уже больше часа, по пути Кэтрин пригласила пожилого коллегу на обед, и, поскольку они не питали никаких иллюзий относительно своей экономической ситуации, они зашли в дешевый «Чайлдс», где каждый заказал себе по клубному сэндвичу с маринованными огурцами в укропе, а затем по чашке кофе и белому бисквиту.
Стряхнув с себя дурное настроение, Кэтрин с удовольствием отведала пикантную, типично американскую еду. Толпы деловых девушек вокруг нее, спешащих поесть в обеденный перерыв, пробудили в ней воспоминания о собственной карьере. Оказавшись в офисе, она также испытала подъем положительных эмоций, когда поместила миниатюру в бронзовую рамку на фоне генуэзского бархата винного цвета, подумав, насколько точно она воплощает этим свой нынешний бескомпромиссный замысел.
Когда ради миниатюры к ним заглянул Эшер, Кэтрин с удовольствием отметила, что он впечатлен ее приобретением. А это был самый искушенный из нью-йоркских антикваров. Но позже, когда она уже одна возвращалась в отель, ее настроение упало и на нее навалилась физическая усталость.
Вернувшись в свой номер, она обнаружила там приехавшую Нэнси. Разбросав свои вещи по спальне – это у Нэнси называлось распаковкой чемодана, – сама она теперь растянулась на диване, включив настольную лампу. Рядом с ней стоял чайный поднос. Это зрелище, исполненное трогательного гедонизма, отчасти улучшило настроение Кэтрин. Она сбросила туфли и надела тапочки. Еще минута – и, сменив свой костюм на старый мягкий домашний халат сизо-серого цвета, она села рядом с Нэнси и налила себе чаю. Кэтрин заметила, чуть покривившись, что Нэнси презрительно отвергла стандартный хлопчатобумажный мешочек с чаем, обычно предлагаемый отелем, в пользу личной чайной смеси, которую Кэтрин специально привезла из Лондона.
– Хорошо провела время? – приветливо спросила она.
– Чудесно, дорогая. – Нэнси оторвалась от изучения пьесы и устремила свои большие, сияющие глаза на Кэтрин. – Самый удачный
