-24, в народе ласково прозванный «крокодилом», уникальнейший ударный геликоптер всех времён и народов. Первую машину немного болтало, она периодически кренилась и даже заваливалась на бок, потом судорожно выравнивалась. Видимо, тяга двигателей то падала, то снова возрастала. Работали они с перебоями. Сзади отчётливо был виден шлейф. Скорее всего, взвеси мелких капель керосина. Целое облако, раздуваемое потоками воздуха от вращения мощного винта, завихрениями уходило вбок и в стороны от раненой машины. Правда, разглядеть это можно было лишь в бинокль. Невооружённым взглядом казалось: возвращается себе пара вертолётов до дома. Ну, а совсем весёлому наблюдателю могло показаться, что лётчики уже в полёте начали немного отмечать удачный вылет. На самом деле, топливопровод неутомимого боевого труженика афганского неба был пробит, и руководитель полётов на вышке аэродрома машинально скрестил пальцы руки, лежащей на кнопке связи с получившим пробоины судном. Он вёл непрерывный диалог с командиром аварийной машины и, как умел, молился про себя выборочными словами, которые мог себе позволить советский офицер, к тому же член КПСС. Не дай Бог, рухнет на взлётку. Кроме того, что погибнут люди, ещё вспыхнет пожар, сопровождаемый детонацией боекомплекта. Не того, что у подбитого вертолёта, он свой расстрелял или сбросил по инструкции, которая гласила, что в таких случаях необходимо избавиться от навесного вооружения, то есть ракет. Тогда работа авиационной базы на какое-то время будет вообще парализована. Как только он узнал о происшествии с Ми-8, тут же освободил воздушный коридор для подбитого судна. Увёл подальше те борта, что уже были в воздухе в районе аэродрома, дал команду садиться на специальную площадку подальше от зданий и другой лётной техники, используемую как раз в подобных экстренных случаях. Случаи эти происходили, конечно, не каждый день, но довольно часто. А уж без небольших повреждений не обходилось никогда. Авиабаза была довольно большой по меркам военной авиации. Не такая огромная, как возле города Энгельс, спутника Саратова, где базируются стратеги Ту-160, Ту-95, но раза в два больше стандартных аэродромов, где располагаются полки по четыре-пять эскадрилий. Построили ее советские специалисты ещё в шестидесятые годы. Некогда это был главнейший международный аэропорт республики Афганистан, рассчитанный на самые большие пассажирские самолёты. Да и сейчас он принимал и выпускал любые грузовики, включая знаменитые Ан-22 и Ан-12 с печальным прозвищем «Чёрный тюльпан». Но в народе его по большей части звали «Керогазом» или «Сараем». Однажды здесь даже сел на вынужденную стратег Ту-95 «Медведь», хоть полоса и не была рассчитана на его ширину. Сворачивая со взлётки на рулёжку, он не вписался в поворот и подавил своими шасси фонари вдоль бетонки. Ту-22, которые у американцев звались «Старфайер», также стратегические бомбардировщики, по сравнению с «Медведем» казались игрушечными самолётиками.
Сегодня воздушная обстановка была средней напряжённости, что не могло не радовать полковника, руководителя полётами. Узнав о случившемся, он вовремя раздал все указания, пожарные машины и «уазики-буханки» – санитарки уже стояли наизготовку прямо на пожухлой колючей траве, редкими проплешинами покрывающей скудную землю возле бетонки. Теперь главное, чтобы лётчики дотянули до места посадки, а далее дело техников, медиков и остальных обслуживающих служб. Обе вертушки синхронно плюхнулись на плиты, только Ми-8 сделал это с небольшим креном и чуть не подломил правое шасси. Двигатели умолкли, лишь ветер ещё шелестел от продолжающих по инерции медленно крутиться винтов. Машины наземных служб как по команде рванули к подраненной вертушке. Лётчики из Ми-24 выпрыгнули на землю и тоже побежали к Ми-8.
– Раненые где? – прокричал офицер-медик в проём вертолёта с торчащим оттуда стволом танкового пулемёта.
– Тут, – из отсека вылез улыбающийся прапорщик, гордо держа над головой правую руку с двумя окровавленными пальцами. – Боевое, сука, зацепило.
– Бинтуй, – указал офицер своему солдатику – санитару, выскочившему вслед за ним из уазика, а сам полез внутрь машины. – Тяжелые есть?
Возле вертушки уже собралась приличная толпа. Из другого проёма два кагэбэшника в похожих на технички комбинезонах вывели афганца – «предателя» в мокрой ниже пояса одежде и, посадив в ведомственный «бобик», шустро укатили к себе. Лётчики с обоих бортов собрались вокруг Ми-8 и возбуждённо обсуждали событие, держа во рту незажжённые сигареты, так как курить на аэродроме категорически запрещено всеми мыслимыми и немыслимыми инструкциями. К тому же от подраненной машины ужасно несло керосином. Однако, «мужская соска», запах и привкус табака хоть как-то успокаивал. Куряшка – неотъемлемая составляющая войны.
– Мы с вами поравнялись, нам сопка подозрительной внизу показалась, решил прикрыть вас ракетой навесиком по ней, на всякий случай. И потом всю высоту выкосили, – ораторствовал майор, командир Ми-24. – Духи любят на такую забираться, с неё стингером как раз по ходу достать легче. И тут гляжу, вы в какой-то дымке. Пелена будто вас какая-то приобняла или птица большая белая. И как будто в сторону отвела. И тут ракета прямиком по тому месту прошла, где вы только что были. Я тогда и подумал, что птица эта больше на ангела
