глотнула грога – уже остывшего, но все еще вкусного.
– Ну, уже нет, – легкомысленно пожала она плечом. Алкоголь приятно туманил рассудок. Раздался скрип дверей, и розовая голова Гектора просунулась в таверну.
– Господа ключники, отобедали? Наши лошадки готовы!
– А голубь? Улетел? – Брок вытер пальцы о стол и тяжело поднялся. Чонса знала, что от этой погоды у него болели скрипучие кости, но он никогда не жаловался и не просил у малефики лекарств. Слишком гордый – этот довод пока перевешивал ту сторону весов, где было «слишком дряхлый и больной». – Написали, как сказано?
– Конечно, господин! Врата закрыть, пришлых девок не пускать… Ох, Добрый боже, надеюсь, что еще не слишком поздно…
Пусть разум малефики и был слегка затуманен алкоголем, она трезво оценила, что надежда Гектора напрасна. Дебби уже наверняка достигла Лимы, а если так, то врата будет закрыть некому. Черное безумие – болезнь заразнее чумы и страшнее лепры. Оно распространяется, как яд по рекам, заставляет людей сходить с ума и делать самые кошмарные вещи, на которые может толкнуть невыносимая мука. Чонса своими глазами видела, как обезумевшие рассекали себе головы камнями и запускали руки в собственные мозги, пытаясь достать из них источник боли. Распространение бешенства могла прекратить только смерть первопричины.
Каждый малефик носил в себе семя разрушения. Неудивительно, почему их держали под постоянным присмотром двух ключников – если бы Чонса сошла с ума, один бы отвлек ее, а второй положил конец ее мучениям. Вся троица просыпалась и засыпала в ожидании этого момента.
Неудивительно, что Чонсе не хотелось выходить из объятий питейного заведения. Не только из-за дурной погоды, но и потому что Лима будет еще одним напоминанием неизбежности конца.
И все же она запрыгнула в седло, расправила по штанам длинный подол и поплотнее закуталась в теплый плащ.
– С богом, – шепнул Брок, прежде чем они пустились в галоп.
Врата Лимы были закрыты.
– Это же хороший знак? А? Хороший знак? – нервничал Гектор.
Плохой. Они торчали под вратами уже полчаса и им никто не открыл. Они стояли на узком мосту, должному пролегать через ров, но вместо него стелилось заледеневшее болото. Замок был мал и высок, архитектор явно был не из Бринмора. Будь Чонса более образованной в области строительства, предположила бы влияние Сугерии. Слишком вытянутые строения, узкие опоры, стрельчатые своды тёмных крыш и явный избыток остроконечных башен, напоминающих шляпы древних волшебников.
Чонса продрогла от влажности, которой исходила болотная земля. Хуже места для замка не придумаешь. И как крепостные стены не утонули в топи? Неужели фундамент так глубоко, что достал до самих костей каменных великанов? Это нелогичное объяснение казалось единственно верным, ведь даже ступая по тракту, они чувствовали, как шатается под ними тропа. Черно-белый пейзаж разбавляли островки высохших полевых бурьянов. Топь, снег, цикута – и запах, который Чонса не спутала бы ни с каким другим. Тянуло моровым
