и простым образом жизни, далеким от всякого роскошества (3).
Прадеду[4] – тем, что не[5] посещал публичных школ, пользовался услугами прекрасных учителей на дому и понял, что на это не следует щадить средств (4).
Воспитателю[6] – тем, что не интересовался исходом борьбы между Зелеными и Голубыми, или между гладиаторами фракийского и галльского вооружения, что вынослив в трудах, довольствуюсь малым, не поручаю своего дела другому, не берусь за множество дел и невосприимчив к клевете[7] (5).
Диогнету[8] – нелюбовью заниматься пустяками и неверием в россказни чудотворцев и волшебников о заклинаниях, изгнании бесов и тому подобных вещах, тем, что не разводил перепелов[9] и не увлекался ничем подобным, и тем, что меня не выводит из себя свободное слово, что я отдался философии и слушал вначале Евтихия, затем Андрона и Мециана[10], уже ребенком писал диалоги и почувствовал влечение к простому ложу, звериной шкуре и прочим принадлежностям греческого образа жизни[11] (6).
Рустику[12] – тем, что пришел к мысли о необходимости исправлять и образовывать характер, не проникся духом софистики, не занимался сочинительством теорий, не держал увещевтельных речей, не разыгрывал напоказ ни страстотерпца, ни всеобщего благодетеля, не увлекался ни риторикой, ни поэтикой, ни краснобайством, не разгуливал дома в стóле[13] и не делал ничего подобного. Благодаря ему я пишу письма без всяких затей, вроде того, которое он сам написал моей матери из Синуессы[14], всегда готов примириться с оскорбителями и обидчиками, лишь только они сделают первый шаг, вникаю во все, что приходится читать, не довольствуясь поверхностным обзором, не соглашаюсь тотчас же с людьми, сыплющими словами, и благодаря ему же я познакомился с воспоминаниями об Эпиктете[15], которыми он ссудил меня из своей библиотеки (7).
Аполлонию[16] – свободой и решимостью, а также тем, что неизменно ставлю разум превыше и всегда остаюсь себе верным при жестокой боли, при потере ребенка, в опасной болезни. На живом примере его ясно увидел, что в одном и том же лице величайшая настойчивость может ужиться со снисходительностью, и как не выходить из себя, когда приходится растолковывать что-либо, он являл собой человека, который умение и сноровку в передаче познаний почитал наименьшим из своих достоинств и научил меня, каким образом следует принимать от друзей так называемые услуги, не оставаясь в вечном долгу из-за них, но и не оставляя их равнодушно без внимания (8).
Сексту[17] – благожелательностью, образцом дома, руководимого отцом семейства, решением жить согласно природе[18], безыскусственной серьезностью, заботливым отношением к друзьям, запасом терпения в отношении к людям невежественным и опрометчиво судящим и умением со всеми ладить: общение с ним было приятнее всякой лести, и в то же время он пользовался у этих людей величайшим уважением. Он учил меня с пониманием и методически отыскивать и располагать необходимые для жизни основоположения (δόγματα), не выказывать признаков гнева или какой-либо другой страсти, но сочетать любвеобилие с полнейшей свободой от страстей, пользоваться доброй славой, не вызывая шума, и обладать большими познаниями, не выставляя их напоказ (9).
Александру Грамматику[19] – воздержанием от упреков и обидных замечаний по адресу людей, обмолвившихся каким-либо варварским, ошибочным или неблагозвучным выражением: в подобных случаях я, следуя ему, стараюсь употребить правильное выражение в форме ли ответа, подтверждения, совместного исследования самого предмета, а не оборота речи, или же посредством какого-либо другого уместного приема напоминания (10).
Фронтону[20] – пониманием того, каковы злорадство, коварство и лицемерие, присущие тирании, и того, насколько, в общем, черствы душой люди, слывущие у нас аристократами (11).
Александру Платонику[21] – тем, что без необходимости ссылаюсь на недосуг как в разговоре с кем-нибудь, так и в письмах, и не пренебрегаю, таким образом, постоянно под предлогом неотложных дел, обязанностями по отношению к ближним (12).
Катуллу[22] – тем, что не оставляю без внимания жалобы друзей, даже если они неосновательны, но стремлюсь, по возможности, все уладить, от чистого сердца воздаю хвалу учителям, как это делали, судя по воспоминаниям, Домиций и Атенодот[23], а также истинной любовью к детям (13).
Прадед Марка Аврелия с материнской стороны Катилий Север был дважды консулом.
Некоторые издатели, ссылаясь на свидетельство Капитолина («frequentavit declamatorum scholas publicas»), уничтожают отрицательную частицу. Однако его слова правильнее было бы отнести к зрелому возрасту императора.
Кого имеет здесь в виду Марк Аврелий, в точности неизвестно, – быть может, стоика Аполлония Халкидонского.
О Диогнете упоминает Капитолин в своем «Жизнеописании Марка Аврелия» как о специалисте в живописи (III).
Разведение и бой перепелов – модный в то время спорт.
В тексте собственно другие имена: Бакхий, Тандасид и Марциан. Но так как эти имена совершенно неизвестны, то Gatak. и Casaub предлагают заменить их именами преподавателей, о которых упоминает Капитолин (III). Евтихий преподавал грамматику, Андрон – геометрию, Мециан – право.
По свидетельству Капитолина, Марк Аврелий уже с двенадцати лет вел почти аскетический образ жизни, рекомендуемый стоическим учением (Ελληνιχη άγωγη, греческий образ жизни).
Юлий Рустик, философ-стоик, наставник и друг Марка Аврелия, пользовавшийся особым расположением императора.
Эпиктет сам ничего не писал, и всеми нашими сведениями о его учении мы обязаны его ученику Арриану.
Стоик Аполлоний Халкедонский был приглашен Антонином Пием из Афин, чтобы взять на себя воспитание Марка Аврелия.
Секст из Херонейи, стоик, внук Плутарха.
Согласно учению стоиков, под природой следует понимать как общую, так и собственно человеческую природу, и так как наша природа является лишь частью целого, то жить согласно природе означает то же самое, что жить по опыту всего происходящего в природе.
Александр Грамматик, родом из Фригии, преподавал Марку Аврелию греческий язык (Capit. III). Из его трудов известен комментарий к поэмам Гомера.
Корнелий Фронтон, знаменитый ритор, основатель школы фронтианцев, один из наиболее близких к Марку Аврелию людей. В его сочинениях сохранилось и несколько посланий к нему Марка Аврелия.
Согласно Филострату, этот Александр исполнял обязанности секретаря Марка Аврелия.
Цинна Катулл, стоический философ, о котором упоминает Капитолин (III).
Имена совершенно неизвестные.
