поднялся, вмиг превратившись из расслабленного, лениво-сытого зверя в напряженного, увлеченного охотой опасного хищника. Вышел, даже не попрощавшись, а Эмма с тревогой поглядела ему вслед. Она уже знала, что следует за такими поздними визитами и такими новостями. Ролло теперь или придет к ней поздно ночью, либо может не прийти совсем, и она лишь услышит дробный топот копыт под окнами. Она уже привыкла к его отлучкам.
Эмма любила Ролло как мужчину и мужа, но испытывала и огромное уважение к его мудрости и силе правителя. Во власти он был упрям, безжалостен, неуступчив, решителен и настойчив. Он был милостив к тем, кого признал и возвысил, но его гнев заставлял трепетать любого, кто выходил из повиновения. Казни не были редкостью в Руане, а Ролло порой приходил к Эмме в опочивальню весь пропахший запахом пыточной, и она брыкалась и ругалась, не желая принимать его. Порой, когда он устало засыпал, едва его голова касалась подушки, Эмма разглядывала мужа. Во сне черты его разглаживались, становились безмятежными, спокойными. Порой же он хмурился во сне, и лицо его обезображивалось жестоким, почти звериным оскалом.
– Жги! – выкрикивал он во сне, и Эмма вздрагивала, отшатывалась. Тогда она ласково проводила рукой по его лицу, словно стирая оскал зла, и Ролло успокаивался.
– Эмма… – негромко бормотал он, и властным, бессознательным жестом притягивал ее к себе.
Эмма вспоминала эти мгновения и мягко улыбнулась. Она понимала, какой человек ее муж, поэтому, хотя порой и вела себя дерзко и неуступчиво, но в душе хотела облегчить его жизнь, привнести в нее радость. И пока у нее получалось.
Франкон же надеялся, что эта девушка может поспособствовать тому, чтоб удерживать Роллона подле себя. Кажется этого должна была хотеть и сама Эмма, однако став его женой, она все больше склонялась к тому, чтобы не вмешиваться в те его дела, которые касались отношений Ролло с соседними правителями. И Франкон понимал почему так: Эмму задело холодное равнодушие, с каким ее вельможная родня отнеслась к ее браку с правителем Нормандии. Они до сих пор даже не желали признавать свое родство с Эммой и в их владениях ее не именовали иначе, как нормандской шлюхой.
Франкон поднялся из-за стола и прошелся по покою, окидывая его взглядом ценителя красоты. Эта девушка, безусловно, выбрала самые благоустроенные строения старого Руанского дворца. Окна ее комнат выходили в тихий садик клуатра, где цвели примулы и ноготки и слышалось тихое журчание недавно починенного фонтана. Окна были двойными, образуя полукруглые ниши, разделенные, по романской традиции, посредине витой колонной. Над головой выгнутые арки складывались веерным сводом, а сочленения их были украшены ярким орнаментом. Дощатые полы покоев были тщательно выскоблены, бронзовые светильники умело расставлены, возле резных кресел лежали меховые коврики. Вся мебель украшена резьбой, будто оплетена тонким кружевом.
Взгляд Франкона остановился на нише в углу, где возвышался аналой из дорогих пород черного дерева, называемого эбеновым,
