и когда они с Ролло бродили по лесам Бретани, когда их любовь только зарождалась. Удивительно, как она такая могла понравиться Ролло – грязная, измученная, озлобленная. И их любовь возникла, как солнечный луч, пробившийся сквозь тучи, преодолела даже колдовство Снэфрид, железную волю самого Ролло. Неужели же теперь, из-за глупых пересудов, что распускают дворцовые сплетницы, Ролло оттолкнет ее? Нет, он любит ее, а она любит только его, и это самый крепкий мост, что соединяет их. И у нее все еще есть такое оружие, как ее красота.
– Сезинанда, принеси ларец с моими драгоценностями. И платье, то светлое, с дубовыми листьями по подолу. Ролло оно очень нравится.
Она терла себя в лохани так, словно собиралась в бой.
– Здесь постоянно крутится Виберга, – заметила Сезинанда, когда Эмма, закутанная в широкое белое полотно, уже сидела перед зеркалом, перебирая пряжки и цепочки с подвесками. – Говорит, у нее срочное дело.
Эмма лишь пожала плечами, велев фрейлине тщательнее вытирать ее волосы.
В этот момент в дверь без стука ворвался паж Осмунд: лира сбилась за спину, лицо взволнованное. Женщины так и зашумели на него, но он прямо кинулся в ноги Эммы.
– Госпожа!.. Ролло и Олаф… Там что-то происходит. Никто не смеет войти, но, кажется, конунг убивает скальда.
Эмма побледнела, замерла.
– Ты сделаешь очередную глупость, если вмешаешься, – сдержанно заметила Сезинанда.
Но Эмма уже вскочила.
– Платье! Живо!
Ролло и в самом деле накинулся на Олафа, едва тот начал свои пояснения. Думал ли он когда-либо, что именно его побратим, мальчишка, с которым он рос, сын дворовой девки и невесть кого, друг, которого он любил, которому доверял, станет его соперником!
И когда Олаф, в своей обычной цветистой манере начал говорить, что Ролло следует не прислушиваться к нашептываниям глупцов, а верить своему сердцу, Ролло так и кинулся на него. Схватил железной хваткой за горло, повалил, стал душить, почти с наслаждением наблюдая, как потемнело лицо скальда. Но в следующий миг он сам охнул, получив сокрушительный удар по почкам, и теперь уже Олаф, едва переведя дыхание, бросился на него, нанеся удар в челюсть.
Ролло упал, с грохотом повалилось тяжелое дубовое кресло, Но тут же, извившись змеей, он ударил Олафа ногой в живот. Они дрались не на шутку, но ни один не хватался за оружие. С лязгом падали украшавшие стену клинки и миски. А воины все молотили друг друга кулаками, швыряли, выкручивали суставы, сжимали один другого до хруста в костях. Отчасти это походило на «простой бой», где противники должны убить друг друга голыми руками. Столпившиеся под дверью стражи и прислуга, прислушиваясь к происходящему, так и подумали, что конунг решил собственноручно разделаться с соперником, а испуганный Осмунд кинулся к покоям Эммы.
Именно в это время Ролло, схватив тяжелую дубовую скамью, замахнулся на Олафа так, что, не успей скальд отклониться, непременно разбил бы ему голову. От резкого движения Ролло еле устоял на ногах, глядел на друга, отскочившего
