шоколадки и чипсы, и потому, когда ни у кого ничего не осталось, ела втихую. Потому и отравилась – так ей и надо! Если бы она делилась с другими, то ей бы плохо не стало, а так – сама виновата!
– А что ела Даша, когда ей стало плохо? – спросила я.
– Да кто ее знает? – проговорил Кирилл. – Я не знаю, не общался с ней просто. Слышал, как девчонки из ее комнаты рассказывают, что Дашка – жадина и кроила, вот и все. Мне такие люди не нравятся, с ней и разговаривать не хочется. Вредная и противная! Она в столовой почти не ела, я видел, что она почти полные порции оставляет на тарелке. Марина, наша вожатая, переживала за нее – потому что Дашка не ест, спрашивала почему. А Полякова нос воротила и говорила, что невкусно и она такое есть не будет. Врала она все – еда была нормальная, никто, кроме Дашки, не жаловался!
– Кроме Даши, никто не травился? – уточнила я.
Кирилл отрицательно покачал головой.
– Нет, Полякова ж ни с кем своими запасами не делилась. Вот и получила по заслугам!
– А она призраков не видела?
– Не знаю, я не спрашивал… – растерялся мальчик. – Хотя Арсений говорил, что лагерь на самом деле проклят. Потому что на костях построен – он слышал, что Жанна Михайловна, повар в столовой, рассказывает своей напарнице Оле, что раньше тут было кладбище, а потом его снесли и сделали детский лагерь. Но по ночам мертвяки, которым не понравилось, что их могилы убрали, встают из своих гробов и ходят по лагерю, хотят забрать с собой живых. Я понял, что именно их и видел в лесу – наверно, они бы и меня забрали, если б меня не нашли. Хорошо, что меня в Тарасов отправили, больше я в этот лагерь ни за что не поеду!
– Эта Жанна Михайловна тоже видела призраков?
– Не знаю, мне ж Арсений рассказывал, что он слышал, – сказал Кирилл. – Может, и видела, но мне про это он ничего не говорил.
– А фамилию Жанны Михайловны знаешь?
– Нет…
Наш разговор прервала мать Кирилла – она вошла в комнату, вероятно, хотела проверить, как проходит наше общение.
Увидев Наталию Васильевну, мальчик сразу же замолчал и равнодушно покосился на меня. Я поняла, что он не хочет, чтобы мать слышала, о чем мы говорим.
– Вы побеседовали? – спросила женщина, внимательно посмотрев на сына. – Или Кирилл опять в молчанку играет? Он хоть что-нибудь вам сказал?
– Да, я узнала все, что хотела, – улыбнулась я и обратилась к мальчику: – Кирилл, спасибо тебе огромное! Ты мне очень помог!
– Надо же, – с недоверием покачала головой Наталья Васильевна. – Кирилл, а почему ты мне тогда ничего не рассказываешь? Притворяешься, что ли, что тебе плохо? Давай-ка, хватит валяться на кровати! Ты уже сколько времени музыкой не занимался, сейчас Евгения уйдет, и марш за инструмент!
– Но, мама, у меня же каникулы… – запротестовал несчастный ребенок. – Я не хочу…
– Хочу не хочу, а надо! – категорично заявила женщина. – Я прослежу за тобой, повторишь все произведения, которые мы
