помешивая палочкой уже почти остывший капучино. — Это действительно похоже на шутку. Такие деньги за хранение? Бред какой-то!
— Бред, — кивнула Ляля, откидываясь на спинку плетеного кресла в безлюдном вечернем кафе. — Так оно и вышло. Нуреев же не дурак был — милиционер. Честный милиционер! Вот смешно, да? — Устало улыбнулась она. — Шучу я! От этой сумки и начались проблемы… Мы вообще случайно оказались втянуты во все это. Я и правду-то узнала только спустя очень много лет. Понимаете, здесь же территория богата на… исторические события. Войны там, революции… И добра в земле лежит очень много. Но в Союзе это все копать не разрешали, даже металлоискатели, по-моему, были только у военных. А в 90-е – разрешили. И аппараты появились у всех. И копать начали все, кому не лень. Была история. Мужчина у себя нашел клад. Прям в огороде, представляете? Серьезно, я не шучу. И как честный советский человек отнес его куда надо, получив свои деньги. А потом случайно узнал, сколько мог выручить, просто продав драгоценности. Узнал и от шока застрелился. Но на этом все не закончилось. Кто-то подумал, что он сдал не все и пришел к нему грабить. Ничего не нашли, но обнаружили сестру, которая ничего не знала. Пытали ее, пытали, а потом просто убили. Вот так начиналась эра…
— «Черных копателей», — закончил за нее Могучих. — Так вот откуда пошел тот знаменитый процесс над копателями. Вот они, корни-то…— Именно, — кивнула Ляля. — Повторюсь. Копать стали все, кому не лень. Появился гигантский черный рынок, на котором крутились сумасшедшие деньги. Колоссальные средства! Конечно, на этих деньгах появилась кровь, много крови. Никто не заботился о сохранении ценного исторического слоя в земле. Никого ничего не волновало, кроме денег.
— Так, — нахмурился Андрей. — Давайте по порядку. Значит, в сумке были какие-то драгоценности. Нуреев должен был принять ее и где-то хранить. Но вы-то тут причем? Он же не стал ее хранить у вас. Или стал?
— У этой истории много ниток, — усмехнулась Садыкова. — Вы даже не представляете, насколько все было запутано.
***
Год 1995.
Хмуро взглянув на обшарпанную деревянную дверь, Ксения выдохнула. Там же все как обычно. Как же туда не хочется, господи, но куда идти-то? Она же знает заранее, что будет. Сейчас войдет, закроет дверь. Щелкнет замок. Ее сразу встретит затхлый запах давно не проветриваемого помещения. Запах старой мебели и алкоголя, отцовской мази. У него больные ноги, постоянно жалуется. Она снимет кеды, закинет в угол, услышит шум телевизора. Отец наверняка будет спать на диване, голова на груди, в руке – пульт. В квартире будет темно, ибо он уснул, когда еще было светло, потом стемнело, а свет папа не включил: спал. Она осторожно поправит под ним подушку. Он плохой? Нет, такой, какой есть. Им бы с мамой никогда не сходиться: страшно разные. Ксения его любит, хотя даже отчасти близких отношений у них никогда не было. Она тихо пройдет в свою комнату, кинет сумку на кровать и сядет, обхватив голову руками.
Гул. Непрекращающийся гул в голове. Это все надоело. Эта квартира. Этот запах. Сама себе
