поведение обычно помогает мне скрывать свои чувства от других людей, но с Дивером все иначе. Каким-то образом он знает, что я чувствую. Даже если я говорю обратное.
– Как благородно с твоей стороны, Бель, – он снова проводит пальцем по моей щеке, и я еще сильнее вспыхиваю.
Я понимаю, что если буду продолжать стоять так близко к нему, то могу совершить очередную глупость. Закрываю глаза и дрожащими ладонями аккуратно отстраняю Дивера от себя, едва касаясь его пальцами. От этого секундного прикосновения кончики моих пальцев будто электризуются. Я не могу соображать, когда он рядом. Не после того, что произошло буквально минуту назад.
Ничего не сказав, я выбегаю из комнаты и залетаю в ванную, закрыв за собой дверь. Теперь я наконец открываю глаза и начинаю приходить в себя. Прислонившись спиной к двери ванной, я понимаю, что только сейчас могу глубоко выдохнуть.
– Бель? – его голос из-за двери снова нарушает мое дыхание. – Ты там в порядке?
«Черт, иди нахрен, Дивер!» – мысленно отвечаю я.
Чувствую, как горят мои щеки, и прикрываю лицо руками, будто он может меня сейчас видеть.
– Да, – отвечаю дрожащим голосом.
«Боже, Изи, соберись! Стоило пьяному парню поцеловать тебя, как тебе сорвало крышу!»
Но ведь это не просто парень. Это Нейтан, мать его, Дивер.
Он молчит, но я все еще чувствую его присутствие за дверью. И я говорю настолько спокойно, насколько это возможно:
– Иди спать, Дивер. Можешь лечь на кровати.
– А ты?
– Я посплю в другой комнате.
Так будет правильно. Я не могу его сейчас видеть. Я злюсь на него и на себя. Сейчас мне нужно разобраться со своими мыслями и чувствами. И я могу сделать это лишь в уединении.
Некоторым людям проще справляться с тяжестью чувств, разделяя их с кем-то – с друзьями, семьей, любимыми. Но я из тех, кому необходимо время от времени бывать в одиночестве, чтобы прочистить голову и разобраться с гнетущими мыслями и эмоциями.
Наконец я слышу удаляющиеся тяжелые шаги в коридоре. Кажется, Дивер ушел. Вздыхаю с облегчением и отрываю наконец свое трясущееся тело от деревянной двери.
Подхожу к раковине и опираюсь ладонями на ее ледяную поверхность, и холод немного отрезвляет меня. По привычке смотрю в зеркало и вдруг замечаю на своем лице слезы.
Но какого черта я плачу? Если подумать, то Дивер даже не обидел меня. Не сказал ни одного грубого слова. Не причинил боли.
Он поцеловал меня. И это было… приятно?
Но тут же мой внутренний голос вносит поправку: пьяный Нейтан Дивер.
И почему от этого небольшого уточнения мое волнение от произошедшего моментально сменяется растерянностью, а затем превращается в замешательство, сопровождаемое трусливым смущением?
Боже. Поцелуй с Дивером длился всего секунду. Но за эту секунду я почувствовала больше тепла, чем за весь прошедший год.
Не знаю, сколько времени я уже сижу на полу в ванной.
