лучше всего отремонтировать сарай на задах переулка и перебросить инструменты туда.
– Я б тогда мог плотнее сосредоточиться на антиквариате. Ключи и обувь, Фрэнк, – удобное прибыльное дельце.
Мы приходим в кухню, и я едва не забываю, что́ произошло только что. Тут форменный зоопарк – столько всего навалено на столе и стульях. Матерь и близко не обрисовала положение. Первая фиговина, что оказывается у меня в руках, – голова от распятого Иисуса, которую они приделали к Барби. А вот статуэтка Марии, на руках у ней младенец, весь покрытый искусственным мехом. Со всего – от святого Патрика до Падре Пия – сыплются перья и блестки. По сравнению с этим добром Батёк-Божок смотрится вполне ничего.
– Блядский ужас. Колыбельку Иисуса ее в этом году украсить точно никто не попросит.
Вид у бедняги Мурта потерянный.
– И ты все это барахло собираешься в Волчью ночь продавать? – спрашиваю.
– Тупик у нас тут. Не хочу ей крылья подрезать. Но она ужасно нервная. Совсем как мать ее.
Мурт считает, что если выставить такое в витрину, положение он себе только ухудшит – вода на мельницу Куолтеру. Ключи и обувь еще ладно, однако полномасштабную антикварную лавку ему держать не разрешено – что уж говорить о фриковой художественной галерее.
– Есть же еще и те, кто верит в преступное богохульство, – Мурт такой.
Говорит, что мог бы обратиться за разрешением на перепланировку, обустроить лавку и мастерскую по всей форме. Денег у него на это хватит, но уйдет время.
– Я ж уже не молод. Надо либо все узаконивать, либо завязывать с этим. Конечно, толку никакого, если не найду, с кем это делать вместе, чтоб человек рано или поздно меня сменил.
– Может, Лена могла б этим заниматься?
– Да она не потянет. А вот у тебя глаз на это дело есть.
– Я в деловых вопросах не смыслю вообще.
– Быстро насобачишься.
Выбирает болванку для ключа со стенда, закрепляет в тисках. Готовые ключи вручает мне вместе со старым комплектом.
– Я вроде как слыхал, Берни влип в какие-то неприятности?
Выкладываю ему о поездке Берни на “скорой”.
– Надо ему найти свою колею, – Мурт мне, катая в ладони древний рог, сжимая его, как кинжал. – Иногда ребенок осваивается в жизни совсем не сразу.
– Ты и половины не знаешь о том, что еще там Берни осваивает, – говорю. – Его мотает во все стороны.
У Мурта на комоде – поднос со старыми украшениями, он приносит его на кухонный стол. Принимается копаться в этой куче, вытаскивает одну штуку, откладывает в сторону.
– Похоже, он тебя достал.
– Ну, кому-то вечно приходится расхлебывать.
Мурт говорит, что в больнице оказался Берни, а не я. Ответственным за благополучие Берни меня никто не назначал. Предлагает мне вместо этого о себе и своем раскладе подумать.
Почему всё на меня сваливают, будто дело во мне? Я ничего никому говорить не собирался, но из меня оно прет. Выдаю
