нему должна была прийти Олеся Кебич. За те полгода, которые Анжей прожил в Минска, они встречались уже несколько раз. Олеся оставляла у него обувь своей хозяйки фрау Кубе и заодно текст сообщения. Анджей шифровал его и передавал в Москву.
Увидев, что большая стрелка часов почти остановилась на цифре двенадцать, Анжей положил на верстак старый стоптанный ботинок, к которому он пришивал новую подошву и осмотрелся вокруг. Вдруг его глаза встретились с глазами мужчины, который стоял у киоска, в котором торговали бижутерией. Он был одет в серый плащ и такого же цвета велюровую шляпу. Анджею показалось, что он уже видел его. Он напряг память и вдруг вспомнил, что этот же мужчина стоял на улице, когда он сегодня утром выходил из дома. Руки Анджея похолодели. Он посмотрел по сторонам и увидел, что ещё несколько мужчин в таких же серых плащах и шляпах находятся в магазине. Анджей, наконец, понял, что таилось в глубине глаз Ивана Михальчука…
Стрелка на часах неумолимо приближалась к цифре двенадцать. Анджей увидел, входящую в магазин Олесю Кебич. Чтобы принять единственно верное решение, Анджею потребовалось всего несколько секунд. Он встал со стула и, вдруг перепрыгнув через стойку, побежал по коридору к окну, выходящему на улицу. Одетые в серые плащи мужчины бросились ему наперерез. Анджей увернулся от них и всем телом бросился в окно. Послышался звон разбитого стекла. Анджей упал на мостовую, поднялся на ноги, но тут же снова упал, сбитый на землю ударом кулака. Двое мужчин в серых плащах подняли его, завели руки за спину и надели на них наручники. Рядом остановилась легковая машина. Мужчины посадили в нее Анджея и машина, включив сирену помчалась по улицам Минска.
Анджей очнулся в какой-то комнате. Он поднял голову. Прямо в лицо ему светила сильная электрическая лампа. Он сидел на табурете за деревянным столом. Его руки были скованы наручниками, прикреплёнными к столу, и он не мог ими даже пошевелить. Напротив него сидел мужчина, которого он видел в магазине. Теперь на нём была эсэсовская форма. «Кажется шарфюрер» – решил Анджей, вспомнив чему его учили в разведывательно-диверсионной школе НКВД. Вдруг взгляд Анджея упал на, стоящую в углу комнаты радиостанцию. Он понял, что отпираться бессмысленно. Ему конец. Единственное, что он теперь может сделать, это не выдать тех людей, которые были с ним связаны.
Сидящий напротив Анджей, шарфюрер надел на руки кожные перчатки и положил на стол рядом с руками Анджея: щипцы, скальпель и несколько длинных хирургических игл.
– Пан Скавронский, – сказал он по-немецки. – Я не буду задавать вам лишние вопросы. Вы сами всё прекрасно понимаете, – шарфюрер кивнул на, стоящую в углу комнаты, радиостанцию. – Либо вы согласитесь отвечать на вопросы, либо… – шарфюрер взял в руки щипцы и поднес их к лицу Анджея. – Я заставлю вас это сделать. Решайте!
Анджей посмотрел на щипцы, затем тихим, но твёрдым голосом ответил тоже на немецком языке:
– Я всё уже давно решил…
Шарфюрер понял брови и криво усмехнулся.
– Я вас понял, пан Скавронский, – сказал он, сжимая один
