и сияющей, и всему виной мистер Холмс!
Но он видел только футляр.
Теперь я сообразила, что это вместилище для скрипки, имеющее грушевидную форму.
– Ирен! – воскликнула я, не сдержавшись. – Прежде я не видела у тебя такой вещи. Скрипка всегда находилась у тебя в сундуке?
– Я сама почти забыла о ней, Нелл. Бедный старый маэстро оставил ее на моем попечении в качестве прощального подарка, и вскоре инструмент затерялся среди тряпок с блошиного рынка. Я подозреваю, что он неплох. Что скажете, мистер Холмс?
Тот положил футляр на рояль и очень медленно открыл. Вот так же он обследовал когда-то портсигар с отравленным шипом во время одного из тех расследований, когда мы вынуждены были терпеть его присутствие.
Тогда детектив спас Ирен жизнь.
Теперь он старался не повредить старую скрипку.
Я увидела пыльный розовый бархат и потрепанные кожаные петли.
Ирен заглянула в футляр, как ребенок на Рождество. Все ее наигранное самообладание актрисы исчезло. Она прижала руку ко рту, словно пытаясь сдержать волнение; из растрепавшейся прически выбилось несколько локонов.
– Что скажете о скрипке? – повторила Ирен свой вопрос. Ей явно не терпелось услышать вердикт.
Шерлок Холмс пребывал в каком-то другом временно́м измерении. Теперь в его лице не было ничего ястребиного. Я вдруг увидела в нем мальчика, которому в рождественское утро достается слишком мало подарков, выбранных с любовью, и ни одного, о котором мечталось. Это угадало мое сердце гувернантки. Сейчас жалость к тому мальчику даже перевесила мой страх перед этим господином. В горле у меня застыл комок.
Мистер Холмс не заметил ни моей реакции, ни волнения Ирен. Он вынул инструмент из чехла и поднял к свету, проникавшему в окно. Так пьяница мог бы рассматривать стакан кларета, осторожно держа кончиками пальцев и словно боясь, что он обратится в прах.
Он ощупывал скрипку, как охотник, примеряющийся к винтовке. Заглядывал в отверстия, наклонялся, изучая розовый бархат футляра. И не произносил ни слова.
– Может быть, это Амати? – подсказала Ирен.
– Нет.
– Но, конечно, не Страдивари?
– Нет.
– Тогда она вряд ли ценна. Как печально! Я надеялась ради маэстро, что инструмент дорогой.
– Это Гварнери, – уверенно бросил сыщик.
Я не смогла противиться искушению нарушить чары, одурманившие их и внушавшие мне беспокойство:
– Это что, какая-то ужасная болезнь? Вроде туберкулеза?
– Гварнери – семья скрипичных мастеров, которые работали с шестнадцатого по восемнадцатый век, – невозмутимо ответил мне мистер Холмс. – Они обладали исключительным талантом. Правда, теперь их скрипки не так известны обывателям, как Страдивари или Амати.
Никогда еще на меня не навешивали ярлык «обыватель»!
Наконец
