style="font-size:15px;"> Все так сказали.
Това никогда в это не верила. Ни минуты.
Она вытирает лицо насухо и моргает, глядя на свое отражение в зеркале уборной. Крючкотворщицы были ее подругами много лет, а иногда ей все еще кажется, что она деталь пазла, которая по ошибке попала не в ту картинку.
Това берет чашку из раковины, наливает себе немного свежего улуна, возвращается к своему стулу и к разговору. Обсуждают соседа Мэри Энн, который подает в суд на своего ортопеда после неудачной операции. Все соглашаются, что врач должен понести ответственность. Потом наступает черед воркования над фотографиями маленького йоркширского терьера Дженис, Роло, который часто является на собрания Крючкотворщиц в сумочке Дженис. Сегодня Роло остался дома с несварением желудка.
– Бедный Роло, – говорит Мэри Энн. – Ты думаешь, он съел что-то не то?
– Перестала бы ты кормить собаку человеческой едой, – говорит Барб. – Рик то и дело давал нашему Салли объедки со стола у меня за спиной. Но я каждый раз догадывалась. До чего вонючее у него было говно!
– Барбара! – восклицает Мэри Энн, округляя глаза. Дженис и Това смеются.
– Ну уж простите за выражение, но разило от этой собаки на всю комнату. Пусть земля ей будет пухом. – Барб складывает ладони, как в молитве.
Това знает, как нежно Барб любила своего золотистого ретривера Салли. Может, даже больше, чем покойного мужа Рика. И в прошлом году, всего за несколько месяцев, она потеряла их обоих. Това иногда думает, уж не лучше ли, когда трагедии в жизни идут одна за другой, чтобы все отболело сразу. Покончить со всем одним выстрелом. Това знает, что и в глубинах отчаяния есть дно. Как только душа пропитывается горем насквозь, все остальное просто переливается через край, стекает с нее, как кленовый сироп с утренних панкейков по субботам, когда Эрику разрешали поливать их самому.
В три часа дня, когда Крючкотворщицы забирают свои кофты и сумочки, висящие на спинках стульев, Мэри Энн отводит Тову в сторонку:
– Пожалуйста, дай знать, если понадобится помощь.
Мэри Энн сжимает руку Товы, и ее оливковая кожа итальянки выглядит куда более свежей и подтянутой. Скандинавские гены Товы, такие щедрые в юности, с возрастом обернулись против нее. К сорока годам волосы цвета кукурузных волокон поседели. К пятидесяти морщины на лице стали казаться высеченными в глине. Теперь она иногда мельком видит в витрине магазина собственное отражение и замечает, как начали сутулиться плечи. Она не верит, что это тело и правда принадлежит ей.
– Уверяю тебя, не нужна мне помощь.
– Если работа станет тебе не по силам, ты уйдешь. Правда же?
– Конечно.
– Хорошо. – По лицу Мэри Энн видно, что ее это не убедило.
– Спасибо за чай, Мэри Энн. – Това надевает кофту и улыбается всей компании. – Чудесно было, как всегда.
Това похлопывает
