или политические обстоятельства, а политически и социально нейтральные медицинские диагнозы: «болезненное состояние»[44] или «состояние тяжелой душевной депрессии». «Тяжелая душевная депрессия»[45] – это серьезный аргумент, и признаки депрессии у Есенина, конечно, были. Однако следует иметь в виду, что при жизни Есенина такого диагноза ему никто не ставил. Кроме того, самоубийство не является неизбежным следствием депрессии. Поэтому утверждение, что именно эта депрессия послужила причиной самоубийства, носит все-таки характер предположения, а не твердо установленного факта.
С отменой цензуры в 1989 году появилась возможность публикации материалов, ставивших под сомнение официальную версию смерти Есенина. Оказалось, что начиная с 28 декабря 1925 года негласно существовала альтернативная версия смерти поэта, противоречившая официальной и потому в условиях тотального контроля над средствами массовой информации не имевшая шансов появиться на страницах советской печати. Основоположниками этой версии независимо друг от друга стали несколько человек, часть из которых присутствовала при составлении милицейского протокола осмотра тела Есенина. Одним из них был поэт Н. Л. Браун, имевший к тому времени опыт работы санитаром скорой помощи. Он утверждал, что у Есенина были сломаны шейные позвонки и имелось глубокое проникающее ранение между правой бровью и правым глазом. Об этом он впоследствии рассказал сыну, который, в свою очередь, смог опубликовать эти материалы[46].
Другим сторонником версии убийства Есенина стал художник В. С. Сварог, зарисовывавший мертвого Есенина после снятия его из петли. Впоследствии он рассказывал журналисту И. С. Хейсину:
– Мне кажется, этот Эрлих что-то ему <Есенину> подсыпал на ночь, ну, может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он забыл свой портфель в номере Есенина. И домой он «спать» не ходил – с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря все время неподалеку, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шел съезд, в «Англетере» всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убрать, поэтому все было так неуклюже, и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нес дрова и не вошел в номер, услышав, что происходит, кинулся звонить коменданту Назарову[47]… А где теперь этот дворник?
– Сначала была «удавка» – правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковер и хотели спустить с балкона[48], за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открылась достаточно широко, оставили труп у балкона на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась… Почему я думаю, что закатали в ковер? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок и несколько в волосах… пытались выпрямить руку и полоснули бритвой «Жиллет» по сухожилию правой руки, эти порезы были
Большая советская энциклопедия. 3-е изд. Т. 9. М., 1972. С. 100.
Информация о звонке дворника управляющему гостиницей «Англетер» подтверждается воспоминаниями А. Л. Назаровой.
Балкон в пятом номере «Англетера» отсутствовал, он был в смежном – четвертом номере.
