застигла меня в неудачный момент, но она не произнесла ни звука по поводу осколков на полу. Ты о них уже знаешь. Те ведь ушли, и только Татьяна все еще наводит у меня порядок. Нет, она была по-настоящему сердечна, дотронулась до моего плеча, но, само собой, осторожно. Вы должны что-нибудь поесть, господин Ланмайстер, сказала она еще раз. Хотя я уже успел позавтракать. Само собой, ей я этого не сказал, иначе мне пришлось бы с нею заговорить. Чего я по-прежнему не хочу. Решись я на такое хоть раз, Катерина, можно мне называть тебя по имени? – и я почитай что погиб. Я просто пропаду. Потому что тогда она начнет аргументировать. А если это произойдет, то и я должен буду приводить какие-то аргументы. На что у меня больше нет сил. Так что гораздо умнее поначалу вообще не обороняться. А просто допускать, чтобы происходило все что угодно, но самому не занимать всерьез никакой позиции. Ведь позицию нужно еще уметь отстаивать.
Я, впрочем, устал. В середине дня я вообще всегда бываю усталым, если не удалось поспать ночью. На сей раз она это сама поняла. И отказалась от мысли вести меня обедать в «Заокеанский клуб». Что в любом случае выглядит комично – если горничная, «комнатная девушка», ведет себя таким образом.
«Комнатная девушка». Она никакая не девушка, а взрослая женщина, ей наверняка уже за сорок. И ростом она на голову выше меня. Поэтому на корабле ее называют еще и «housekeeper»[16]. Что для сорокалетней горничной гораздо уместнее.
Тем не менее я должен был съесть «хотя бы яблоко». Она, дескать, его уже очистила. Но сперва забрала у меня трость госпожи Зайферт. Потом помогла мне улечься на кровать, сняла с меня очки и положила их на ночной столик. Только потом вынула яблоко из фруктовой вазы и положила его на картонную тарелку. Предназначенную, собственно, для отходов. Затем разрезала яблоко на ломтики, села напротив на стул и неотрывно приглядывала за мной. При этом протягивала мне кусок за куском и в самом деле сказала молодец, поскольку я их жевал. Что мне с вами делать, сказала она. Вы едва не накликали на себя смерть. Вы же прекрасно знаете, что на судне имеются места, которые для вас под запретом.
Staff only[17], невольно вспомнилось мне. Уже поэтому не было смысла противоречить ей, даже ссылаясь на факты. Поэтому я воздержался от того, чтобы, к примеру, вздохнуть, а только жевал и жевал. И когда дожевал до конца, позволил, чтобы она помогла мне освободиться от ботинок, которые я в любом случае ненавижу, и от пиджака. И брюки мы тоже снимем, сказала Татьяна. Вы ведь знаете, что в уличных брюках никто не ложится в постель.
Корабль-греза порой превращается в пригрезившийся кошмар.
Но ты права, я преувеличиваю. Преувеличение – мать учения, всегда говорила моя бабушка и превратила этот тезис в искусство. Воспитывала меня, собственно, она. Мать тогда была слишком юной. Кроме того, она меня ненавидела. Но для деловой жизни мне это позже пригодилось. Если ты сызмальства натренировался, как, к примеру, из одной лошадки сделать три и из единственного автомобильчика – заполненную машинами парковку. Тогда тебе
Домработница, экономка, домоправительница (
Здесь: только персонал (
