всегда был рядом. Туман двигался, как сотни ручьев, нагроможденных один на другой. Они перемещались и кружились, более плотные и более живые, чем обычное природное явление.
Кельсер всегда любил туман по причинам, которые не мог объяснить. По мнению Марша, причина была в том, что все остальные боялись «марева», а Кельсер слишком высокомерен, чтобы следовать примеру остальных. Конечно, Марш тоже никогда не боялся. Оба брата что-то чувствовали – какое-то понимание, осознание. Некоторые ощущали себя в тумане как дома.
Кельсер спрыгнул с низкой крыши; горящий внутри пьютер наделил его силой и позволил приземлиться уверенно. Затем он последовал за Джеммелом – побежал босиком по булыжной мостовой. Олово горело в желудке; оно усиливало осознанность, умножало все ощущения. Туман казался более влажным, осаждающиеся капли покалывали кожу и холодили. Кельсер слышал, как в дальних переулках снуют крысы, лают собаки, в соседнем доме негромко похрапывает человек. Тысячи звуков, неуловимые для ушей обычного человека. Временами, когда горело олово, мир превращался в какофонию. Кельсер не разжигал этот металл слишком сильно, чтобы шум не отвлекал. Жег его ровно настолько, чтобы лучше видеть; из-за олова туман выглядел прозрачнее, хотя Кельсер и не понимал почему.
Он следовал за темным силуэтом Джеммела; вместе они достигли стены вокруг крепости Шезлер и прижались к ней спиной. На вершине этой стены стражники перекликались друг с другом в ночи.
Джеммел кивнул и бросил монету. Через секунду тощий бородатый мужчина взмыл в воздух. На нем был туманный плащ – темно-серый, ниже груди состоящий из множества ленточек. Кельсер просил себе такой же. Джеммел лишь посмеялся над ним.
Кельсер подошел к упавшей монете. Туман поблизости опускался, завиваясь спиральным узором, – он всегда стремился к алломантам, которые жгли металлы, как насекомое стремится к пламени. Кельсер видел, как такое происходило рядом с Маршем.
Кельсер присел возле монеты. Тонкая голубая линия – почти паутинка – тянулась от груди к металлическому кругляшу. На самом деле таких линий были сотни: они указывали на каждый металлический предмет поблизости. Их порождали железо и сталь, один металл предназначался для отталкивания, другой – для притягивания. Джеммел велел ему воспламенить все металлы, но Джеммел часто нес какую-то околесицу. Не было никакой причины жечь и сталь, и железо; они выполняли противоположные функции.
Он погасил железо, оставив только сталь. С помощью стали можно было отталкиваться от любого источника металла, на который указывала линия. Толчок был ментальным, но ощущался примерно так же, как если бы он упирался во что-то руками.
Кельсер встал над монетой и оттолкнулся от нее, как учил Джеммел. Поскольку монета не могла опуститься, Кельсера подбросило вверх. Он подпрыгнул в воздух на пятнадцать футов, затем неуклюже ухватился за выступ стены наверху. Он хмыкнул, подтягиваясь через край.
Новый пучок синих линий появился у него в груди, утолщаясь. Металлические предметы быстро приближались
