«Нет, мне понравился, но это же про Холокост». – «А я разве не сказала?» – ангельским голосом поинтересовалась Фрейндлих.
22
«Манон» мне предстояло станцевать 29 марта 2005 года в рамках фестиваля «Мариинский». Сначала шли три бенефиса балерин: У. Лопаткиной, Д. Вишнёвой, Д. Павленко, а потом со мной – балет Макмиллана. В зрительном зале собрался весь театральный цвет Петербурга. Пришел «главный аристократ страны» – актер Игорь Борисович Дмитриев.
Когда спектакль закончился, за сцену прибежала Фрейндлих: «Колька, я так за тебя волновалась, у меня так тряслись руки, меня всю скрутило!» Дмитриев тоже пришел и вдруг неожиданно опустился передо мной на колено. На мгновение опешив, я сделал то же самое. Там мы и стояли друг перед другом на коленях.
Игорь Борисович осыпал меня комплиментами, сказал, что в этом театре вырос, у него мама была артисткой балета; что видел в Мариинском театре великих исполнителей, но такого сочетания танца и актерской игры, как у меня, после Улановой он не видел. Потом Дмитриев стал читать мне стихи… Это было прекрасно.
Будучи в приподнятом настроении после успеха «Манон», Вазиев пригласил нас всех в ресторан. За ужином сказал, что на следующий год планируются бенефисы танцовщиков – Рузиматова, Зеленского, а потом добавил: «Гергиев тебя предложил пригласить».
Я своим ушам не поверил. В истории русского балета, что в царское время, что в советское, бенефис московскому танцовщику в Мариинском театре даже присниться не мог!
Довольный эффектом произнесенной фразы, Вазиев спросил: «Что бы ты хотел станцевать?» Я не стал мелочиться: «Рубины» с Вишнёвой, «Юношу и Смерть» с Лопаткиной, «In the Middle» с Захаровой. «Это лучшее, что можно представить, – ухмыльнулся он, – договорились». Но Вазиеву я тогда не поверил, и, как оказалось, правильно сделал, он слова своего не держал никогда.
Тем более что недавно произошла такая история. Приехав в Петербург на «Манон» и увидев цифры своего гонорара в контракте, я вернул его, неподписанный, обратно Махару Хасановичу. Попросил передать, что подписывать «это» не буду. Там стояла просто унизительная сумма, несоизмеримая даже с обыкновенными выплатами. Мне принесли договор второй раз, потом третий. Я и их вернул: «Не буду подписывать, не та сумма». Мне тут же ласково посоветовали: «А ты сходи к Махару Хасановичу…» Вазиев ждал, что я приду к нему, буду унижаться, просить денег. «Он сам со мной поговорит», – ответил я.
В итоге перед спектаклем Махар меня вызвал: «Коля, почему ты не подписываешь договор?» – «Скажите, Махар Хасанович, я танцую хуже, чем ваши премьеры?» – «Нет». – «Вы знаете, что билеты на спектакль с моим участием стоят в четыре раза дороже, чем на спектакли с их участием?» – «Знаю». – «Так почему, если вы считаете, что я танцую не хуже – я не говорю, что лучше, – вы предлагаете мне такие деньги? Если вы мне сейчас скажете, что я танцую хуже, я встану и уеду». Мы с Вазиевым оба знали, что со мной придется считаться, потому что
