художнику, чтобы вместить в себя всю эту разрушительную полярность, овладеть обостренной отзывчивостью к миру».
Непрерывная самоидентификация художника с самыми разными персонажами – необходимость, цель жизни, пища для ума и души, суть творческого человека.
Совокупность всех черт человечества – способность быть любым из людей, выбрать и проиграть любую судьбу, множество судеб сродни возможности стать Творцом. Правда, тут есть опасность не прожить своей жизни – не художнической, а простой, человеческой… Хотя – это тоже судьба. Многогранность творческой личности порой приводит к душевным кризисам, опустошению, вживанию в образ настолько, что выдираться из него бывает мучительно больно, но еще больнее не делать этого. Это становится сущностью, воздухом, наркотиком, а при попытке избавиться от такого существования – ведет к смерти. Ощущение самых тонких граней бытия, немыслимого количества оттенков цвета, света, звука, слова переполняют художника и расширяют его иногда до такой степени, что за нею таится пустота безумия.
Находясь в процессе творческого акта, художник всецело погружается в него, в сюжет, отвлекаясь от реального мира и почти не существуя в нем. Он может забывать о реальных, насущных делах, перестать принимать пищу, потому что находится в другом мире.
Ортега-и-Гассет пишет:
«Изнутри себя самоё жизнь не может породить эстетически значимой формы, не выходя за свои пределы, не перестав быть самой собою».
Многие ученые и художники обращались к этим мыслям независимо друг от друга. «Жизнь – театр», не правда ли? Каждый играет, пробует и примеряет на себя какие-то роли, оставаясь в тех, в которых удобнее и уютнее, но художник не ищет удобства, он, как змея, сбрасывает кожу, чтобы тут же начинать наращивать новую, а вырастая из нее, опять сбросить и повторить тот же процесс заново. Снова и снова.
Но эта беспредельная пластичность художника достаточно спорна и небезусловна. Все же какой-то стержень обязательно должен иметься. Иначе художник уподобляется марионетке, которую дергают за нити и лаги, но которая сама по себе безвольна, мягка и тряпична. Вряд ли это на самом деле так.
Художник, безусловно, имеет иную энергетику, которая подпитывает его, дает особое зрение и видение окружающего мира, с которым творец общается посредством неких таинственных сигналов, невидимых и неосязаемых. Это сродни чуду. Настоящий художник, очнувшись от творческого забытья, порою сам не может
