все время ииии и уууууу, и опять тащила и толкала. Ну, я пойду? спрашивает широкая и белая, конечно-конечно, отвечает другая, у нас все будет в порядке, да, дорогая? она подхватывает дону Марию ду Карму под невесомый острый локоть, у нее круглое молодое лицо, немного бессмысленное, но не противное, в отличие от той, широкой, ну что, дорогая, идем стричься, спрашивает с круглым лицом, и дона Мария ду Карму послушно семенит с нею, она откуда-то знает это лицо, где-то она его видела, эээ, говорит она, София, немедленно отвечает София, конечно, София, как же дона Мария ду Карму могла забыть, София, София, бормочет она себе, пока София усаживает ее в кресло, помоем голову, дорогая? у нее маленькие жесткие руки, голове вдруг делается мокро, горячо, горячо, дона Мария ду Карму пытается вырваться, сейчас-сейчас, успокаивающе мурлычет кто-то, сейчас сделаем похолоднее, и маленькие жесткие руки трогают, гладят, чешут, приятно, приятно, шуршит, тепло, хорошо. Просыпайтесь, дона Мария ду Карму, командует кто-то и накрывает сухим и шершавым, с теплым запахом, прижимает, трет, обертывает, выходит вперед и улыбается круглым розовым лицом. Эээ, говорит дона Мария ду Карму, София, с готовностью говорит София, хорошая, круглолицая, немного бессмысленная, руки маленькие и жесткие, дона Мария ду Карму перебирает про себя Софию, чтобы не забыть, пока София поднимает ее из кресла, ведет, придерживая с двух сторон, снова усаживает, чуть-чуть надавив на плечи, несильно, дона Мария ду Карму не против. Ну что, говорит с круглым лицом (софия, софия, дона Мария ду Карму помнит, что это софия), будем стричься? Стричься, повторяет дона Мария ду Карму и опять закрывает глаза, позволяя трогать, теребить, тянуть, щелкать чем-то у уха, в голове спокойно, мягко, неявно, никто не хватает, не тащит, кто-то малюсенькие колют и щекочут нос и щеки, дона Мария ду Карму морщится, тут же дует теплое, и щекотка прекращается.
Открывайте глаза, дорогая! звенит в голове, дона Мария ду Карму вздрагивает и смотрит прямо перед собой, там, в блестящей стене, сидит кто-то крошечный и худой, кто-то птичий, мышиный, кто-то насекомый, пойманный и увернутый в черное покрывало, морщинистое личико под завитым беленьким пухом сжалось, кривится серый ротик, испуганные блестящие глаза вот-вот выпадут на мраморную полку. Ну что, дона Мария ду Карму, спрашивает кто-то, нравится вам ваша стрижка, дорогая? Дона Мария ду Карму, скрипит дона Мария ду Карму, дона Мария ду Карму, крошечное мышиное в стекле открывает и закрывает ротик раз, другой (дона мария ду карму, дона мария ду карму), потом судорожно вздыхает, и дона Мария ду Карму плачет навзрыд от нечеловеческого облегчения.
Старая Фелишбела
Старая Фелишбела сидела под фонарем на крохотном складном стульчике и куталась в старую, много раз чиненную шаль. Она боялась темноты, в темноте прятались демоны, старая Фелишбела знала их всех в лицо, помнила с детства, они появлялись, когда Фелишбелу – тогда
