листва,
Изогнут ствол как можно криво
Луна блестит, всегда права.
Он весь дрожит, а с ним и ветви,
И все же рядом – никого,
Шумит в саду вечерний ветер,
Уходит он почти бегом.
Он двери открывает с дрожью
Своей трясущейся рукой,
Заходит он домой тревожно,
Как он нарушил свой покой!
Но словно камень в зелень тины
Его раздумье упадет,
Безделья день, хомут рутины –
Бесследно, напрочь все пройдет.
Часть II. В гостиной
В камине красный уголёк
Объявит стуже приговор,
И в освещенный уголок
Лампада вносит волшебство.
И не скрывая интерес,
Сидят детишки за столом,
Для них письмо не темный лес,
Они листают толстый том.
Рисунок, сказка – вот черёд
для радости простых сердец.
Мать видит радость наперёд,
И смотрит с гордостью отец.
И с ликованием каким,
Детишки в эту книгу зрят.
Тепло трещит в углу камин,
Отец и мать уселись в ряд.
И Гилберт и его семья
Похожи на поющих птах.
И в этом мире бытия
Он позабыл, что значит страх.
И детство вдруг пришло назад,
Губами прижимаясь к уху.
Его жены любимой взгляд,
Летит легчайший, сродник пуху.
Игра огня на шелке платья,
На шее шелковый платок,
И горя голове не знать бы,
когда глядишь на завиток.
О дева юности его,
Пусть не увянет никогда,
Ее прекрасное чело
Не знает, что была беда.
Богатство – здесь не редкий гость
За много пережитых лет,
Раздор обходит дом его,
Раздора и нужды здесь нет.
Ковры, комфорт и бахрома,
Хозяин не привык трудиться,
Во всех кладовках – закрома,
И злато как у всех водица.
У ног хозяйки спаниель –
Одна уютная деталь –
Здесь словно счастья цитадель,
Утонет он в глазах детей.
А дети смотрят на небо,
С улыбкой нежною желанной.
Их горе – это небыли,
Не ведали они страданий.
Увы, страдание сейчас
Сюда должно спуститься – вниз,
Как месть Домоклова меча.
О подождите часик, мисс!
О навестили вы других бы,
Но слышен ваш скользящий шаг.
Она становится за Гилбертом,
Угрюмой
