и, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Вновь пахнет май асфальтом и сиренью…»
Вновь пахнет май асфальтом и сиренью,
но ты меня природой не трави.
На двух крылах свободы и смиренья
летает всё, что истинно в любви.
А жизнь земна, не всё в ней мир под сенью,
и не всегда блаженства пить фиал.
Я с двух ковшей, свободы и смиренья,
и руки мыл, и жажду утолял.
И дай мне Бог, когда без слуха, зренья
уже всерьез молиться я начну,
из двух молитв, свободы и смиренья,
сложить одну.
«В бухте Юг ветер южный…»
В бухте Юг ветер южный
и волны толчея.
Ты всегда была мужней,
а смеялась – ничья.
Это я третий лишний,
да чего уж о том.
Вертолёт цвета вишни
месит воздух винтом.
Что-то крайнюю фразу
я сказать не могу.
Две аварии сразу
на одном берегу.
Нам проститься бы надо
без терзанья судьбы.
Солнце красит помадой
кромку Обской губы.
Это всё остаётся
неразрывно с тобой:
полуночное солнце,
неумолчный прибой.
Писк приборов за дверью,
хмурый лешего взгляд.
Хоть вокруг всех деревьев
лишь цевьё да приклад.
Треплет ягодный ветер
храм мошки на крови.
Если дело не в лете,
то, наверно, в любви.
В оторочке песцовой
тонких рук полукруг.
Я тобой окольцован,
улетаю на юг.
«Как всё ещё летящий образ…»
Как всё ещё летящий образ
уже давно потухших звезд
ты вся была хрупкий отблеск
своих былых надежд и грёз.
А я был полон пустозвонства,
когда споткнулся на лету.
как луч, отпрыгнувший от солнца,
и угодивший в пустоту.
Но друг от друга нам затеплить
свою звезду ещё был шанс,
и звезды космоса ослепли
от светлоты объявшей нас.
«Я не верю в пришельцев…»
Я не верю в пришельцев,
и они в меня тоже не верят.
В том беды никакой,
и совсем небольшая потеря.
Мы, встречаясь раз в год,
не глядим друг на друга: «А кто ты?»
Мы спокойно идём —
выпить где-нибудь после работы.
Мы заходим в кафе
и находим незанятый столик.
Он военный юрист,
а она – кулинарный историк.
Я давно не вдаюсь
в объяснение фактов и сплетен.
Мне давно всё равно,
кто из нас будет инопланетен.
Я на них и на нас
не делю две земных полусферы,
только жалко всех тех,
кто родился в конце нашей эры.
(Где скривилось пространство,
ось времён ничего не спрямила:
основание Рима
древней сотворения мира).
Мне их трудно понять,
хоть они рассуждают иначе.
Как ни странно, для них
этот мир тоже многое значит.
Он пойдёт покурить
и уйдёт через внутренний дворик.
Он юрист,
он и дома досмотрит, как плачет историк.
«Не шуршится листопаду среди сосен…»
Не шуршится листопаду среди сосен,
всякий звук – как залпы Флёрова под Оршей.
Слишком тихо, слишком сонно, слишком осень.
Начитаться бы стихов сейчас побольше.
Слишком листья, чтобы прятать их по книжкам,
в каждой луже, впрочем, стынет по сугробу.
Что-то слишком в этой жизни стало «слишком»,
но пока не чересчур,
