такая крошка, как ты, может дать в уплату за предоставленную помощь, как не уступить целиком во всём, чего от неё хотят?
– О, месье, неужели в сердцах людей больше нет ни чести, ни милосердия?
– Очень мало, крошка, очень мало. Теперь избавились от этой мании обязывать других бесплатно: у гордости, хоть и есть минутное тщеславие, – нет более химерического и скоропроходящего, чем эта радость гордыни, так что её заменили на реалии поощутимей. Так, к примеру, от такой девочки как ты, неизмеримо лучше в качестве уплаты воспользоваться всеми удовольствиями, какие свободные нравы могут нам принести, нежели упиваться гордостью от милосердия и благотворительности. Репутация человека либерального, благодетеля, щедрого, не стоит для меня самого легкого удовольствия, какое ты мне способна доставить. Мнение, с каким согласны почти все люди в моём вкусе и моего возраста. Ты после поймёшь, голубушка, как это хорошо, что я тебе помог понять необходимость такого послушания во всём, что мне хотелось бы от тебя получить.
– Какое жестокосердие, месье, какое жестокосердие! Неужели вы не боитесь, что небо вас накажет за это?!
– Послушай, несмышлёныш, небо меня меньше всего интересует на свете; меньше всего мы беспокоимся о том, нравится небу то, что мы делаем или не нравится. Разумеется, в той мере в какой небо имеет над людьми власть, мы воздаём уме ежедневную хвалу без особой дрожи, хотя, конечно, наши страсти во многом лишаются очарования, если они не нарушают повеления этого неба, иль то, по крайней мере, в чём убеждают нас глупцы, является таковым. Что, в самом деле, лишь одна иллюзия оков, в кои нас хочет заковать самообман.
– Позвольте, месье, с такими взглядами, надо убивать несчастных.
– Разумеется! И сколько тому примеров, их ненужности в одной только Франции. Правительство, которое мыслит большими размерами, мало стесняет себя в отношении отдельных людей – лишь бы всё устройство продолжало вертеться.
– И вы думаете, дети будут уважать такого отца, который так с ними обращается?
– Что делать отцу, у которого переизбыток детей; как поступать с любовью тех, кто лишь ему в обузу?
– Тогда их надо душить в колыбели, при рождении.
– Не исключено, однако оставим эту схоластику политиканов, в которой ты не должна ничего понимать. Зачем жаловаться на судьбу, которая целиком в твоей власти?
– О, праведное небо, но какова цена!
– Цена химеры, вещи, которая не имеет иной цены нежели та, что приписывает ей твоя гордыня… но и это оставим, займёмся только тем, что касается здесь лишь нас двоих. Ты так носишься с этой химерой невинности, не правда ли, а для меня она пустое, так что я оставлю тебе это богатство. Служба, какой я тебя обяжу, и за которую ты получишь честное вознаграждение, далека от бесчинств и совсем иного свойства. Я прикреплю тебя к моей гувернантке, и ты ей будешь помогать и каждое утро в моем присутствии либо эта женщина, либо мой камердинер совсем по-другому используют
