Нехбет не остановила на тебе свой выбор. Но когда-то и я просыпался, не зная, откуда берется тот свет, что меня будит.
Он помолчал немного, и Ренехбет ждала продолжения.
– Я родился в Аппи, небольшом селении за много дней вверх по Реке, – Седжи заговорил снова, спокойно и размеренно – в нашем роду умели лечить раны и укусы, и мы знали, когда надо бросать в ил зерно. Но однажды это случилось, когда мне было не больше лет, чем тебе. Я лежал на лугу, и рядом паслись наши козы, и духи полудня уже начали шептать мне свои слова в уши. И вдруг, хотя мои глаза были закрыты, я увидел, как темнеет все вокруг. Не было ни единой тучи. Но, среди ясного неба вдруг появилось что-то и…, – по лицу жреца пробежала судорога, – и небесный огонь начал гаснуть. Казалось, нечто крало его у нас. Словно чьи-то невидимые зубы вгрызались в него. Я лежал и не мог пошевелиться, но слышал, как кричат от страха люди в селении. И сумрак окутал мир, и вдруг я увидел это. Ладья, плывущая в земли предков, и сокол, летящий рядом с ней. И словно от ячменного напитка, зашумело у меня в ушах, и земля поплыла, но я все же ясно слышал голос, который произнес «Гор». И я помнил это имя, когда пришел в себя, и увидел, что небесный огонь снова светит ярко. С тех пор я знаю, кто плывет в небе. И знаю, что он выбрал меня.
– Но Небет…, – начала Ренехбет, но Седжи снова вперил в неё свои острые и темные, как обсидиан, глаза, и она запнулась.
– Нехбет, – сказал он, сделав ударение на слове, произнесенном, как принято было говорить в Нехе, – та, что простирает крыло над женщинами. Коршун – лишь то, как она является нам, потому что никто не знает, как выглядят духи. Кровь, что течет из женщины раз в луну – её ка, и крик, что издает родившийся ребенок, или женщина, когда мужчина в ней – её голос.
В её селении все это объясняли немного иначе.
– Это Сокол сказал Гор-Кха идти с булавой на Ме-Нари? – вдруг глухо спросила она, и замерла, испугавшись своей смелости.
– Сокол послал силу булаве твоего мужчины, он выбрал его, как Нехбет выбрала тебя, – Седжи опять говорил сухим, как обточенные ветром камешки голосом, – твой отец должен был признать его силу. Он не захотел. Но, если признаешь ты, Нехе будет твоим.
Первый день в Нехе был еще слишком ярок в памяти – враждебные взгляды, яростный рев толпы, встречавшей Гор-Кха и тягучий, делающий кровь желтой, страх.
Она повернулась и посмотрела вверх. Коровий череп, насаженный на шест, желтовато отсвечивал на солнце. Нехе будет её?
– Мы начнем обряд освящения ладьи в полдень, – сказал Седжи.
– Сколько детей было у твоего отца? – спросил Гор-Кха, и отбросил льняное покрывало с ног.
– Четверо. Я, две сестры и Пхати, – ответила Ренехбет, наоборот, подтягивая ткань так, чтобы она скрывала голую грудь, – а, еще один умер младенцем, до моего рождения.
– Хорошо. Нехбет дала свою силу твоему цветку. И мне нужен будет сын, сын Сокола, который понесет его булаву дальше.
– Но разве…, –
