дверь, сразу начал жаловаться дяде:
– Он даже не дает закрыть и запереть входную дверь, уселся с этой дурацкой газетой – и нате вам, пожалуйста, приходи всякий, кто хочет.
– Я делаю то, что мне велел мистер Хэмптон, – спокойно и вежливо сказал Легейт.
– А что же, Хэмптон думает, эта дурацкая газета остановит молодчиков с Четвертого участка? – не унимался тюремщик.
– Мне кажется, у него сейчас пока еще нет опасений насчет Четвертого участка, – все так же спокойно и вежливо отвечал Легейт. – Это у меня просто так – для упреждения.
Дядя поглядел на Легейта:
– И, похоже, помогает. Мы видели машину – или, может быть, одну из многих, – она кружила по Площади, как раз когда мы подошли. Наверно, побывала и здесь.
– Да, приезжала раз или два, а может, и три, – сказал Легейт. – Признаться, я как-то не придал этому значения.
– Вот только на то, черт возьми, и надейся, что помогает, – сказал тюремщик. – Потому как, ясное дело, этой воробьиной трещоткой никого не остановишь.
– Ясно, – сказал Легейт, – я и не надеюсь их остановить. Если наберется достаточно людей, которые решатся на такое дело и внушат себе, что так надо, их ничто не остановит. Ну, тогда уж мне на подмогу придете вы, с этим вашим револьвером.
– Я? – вскричал тюремщик. – Чтобы я полез драться против всех этих Гаури и Инграмов за семьдесят пять долларов в месяц? Из-за какого-то черномазого? Да и вы, если у вас что-нибудь в голове есть, тоже не полезете.
– Ну нет, я обязался, – сказал Легейт все тем же спокойным, вежливым тоном. – Я вынужден буду оказать сопротивление, мистер Хэмптон платит мне за это пять долларов. – И, обратившись к дяде: – Вы, я полагаю, пришли повидать его.
– Да, – сказал дядя. – Если не возражает мистер Таббс.
Тюремщик, обозленный, встревоженный, уставился на дядю.
– И вам тоже понадобилось в это впутаться. Ну как же, разве вы можете позволить себе остаться в стороне? – Он круто повернулся: – Идемте. – И пошел в дверь, возле которой сидел, прислонясь к стене, Легейт, и они вышли на черный ход, откуда вела лестница на верхний этаж; щелкнув выключателем внизу у лестницы, он начал подниматься по ступеням, за ним дядя и следом за ними он, глядя внимательно на кобуру с револьвером, заткнутую за пояс у тюремщика, которая то поднималась горбом у него на бедре, то опускалась. Внезапно тюремщик замедлил шаг, словно собираясь остановиться, должно быть, так показалось и дяде, он тоже остановился, но тюремщик, продолжая идти, заговорил через плечо: – Вы на меня не обижайтесь; я, конечно, все сделаю, что могу, я ведь тоже присягу приносил, как сюда поступал. – Он слегка повысил голос и продолжал спокойно, только чуть-чуть погромче: – Но только
