оваться неистовым псам. И те мило и буйно гавкали в разных концах наперебой. И просветления имелось того меньше на окраине этого замечательно, но ничем особым непримечательного городка сельского типа. Небо и здесь покрывала густая облачность. Наседала тонкая морось. Кругом был глухой лес. Высокие ветвистые ели стояли иногда двойной, а то и тройной стеной. И, казались, просто непроходимыми. Беспокойный крик птиц уже прекратился. И они лишь изредка давали о себе знать. Местами открывались виду небольшие болота. И те, казалось, просто так не перейти. И даже по крутым кочкам не перескакать. Кое-где на небольших полянках замысловато и местами скрыто петляли тропы неведомых диких зверушек. И те теперь таились в заметной темноте. На крутой горке меж деревьев замаячило тонкое озарение. И то исходило от небольших фонариков на смартфонах. По лосиной тропке небыстро вышагивали по виду две фигуры. Но издалека, казалось, что какой-то зверь не может уняться. И вблизи здесь не сразу можно узнать, кто есть кто. Но чуть впереди держался небезызвестный мускулистый деревенский мачо Алекс Динго. Он был немного помешан по виду. Дышал неровно. На нём прозрачный дождевик. На голове широкий капюшон. Лицо округлое слегка влажное. Глаза цвета океана открыты широко. Нос прямой. Губы полные. И те часто чуть кривились от непроизвольной улыбки. Он как будто чуть тронулся. Но всё же был верен себе любимому. В руках держал корзинку полную с гаком грибами. И те незаметно выпадали на тропу. Он не замечал, шагая вперёд. Он жаждал присесть куда-нибудь. И он иногда бегло поглядывал на свою очаровательную спутницу, которая вышагивала уже устало и неохотно. Фигуристка Анна Шербакова выглядела несколько устало, но бойко. У неё чуть заплетались ноги. И те слегка гудели. На них высокие резиновые сапоги, которые она одолжила у приветливого мачо. И те ей уже отяжелели. Она хотела их сильно сбросить, но не могла. Анна всё же неохотно, но двигалась. Она в душе больше всего боялась отстать и потеряться. Она держалась прямо. И грудь молодая как будто стала больше. И с некоторого времени Анна обожает красоваться в золотистом мини бикини. Но всё же не часто. Анну украшает её незатейливая скромность. И, как правило, богато открывает свои ровные сочные «лимончики». Лишь однажды повезло одному заядлому рыбаку и заодно редкому в возрасте жилтресту-папарацци Пагодину. Он плыл на лодке, когда увидел Анну на мостках у озера. Она стояла, в чём мать родила, и принимала солнечную ванну, находясь в гостях у деревенского мачо. Пагодин сделал незаметно несколько снимков. И затем те развешал на стене в своей спальне, где иногда любил помастурбировать. Там уже имелось немало снимков, на которых местные девушки и женщины порой щеголяли без нижнего белья. И там же он весело проводил время с резиновой женщиной. Но год назад он неумело с лодки бросил спининг. И упал в воду вниз головой. И не смог выплыть, ещё ударившись головой об весло. Его распухшее тело нашли через пару дней в трясине.
Веял лёгкий ветерок. Морось не унималась. Лес немногословно приятно шумел. Анна смотрела прямо. Она шла один в один след в след за непоколебимым с виду деревенским мачо. Её лицо приятное несколько гламурное пряталось за тенью широкого капюшона модного плаща. Тот Анна часто надевает, гуляя в московских парках. Она любит модничать в любую погоду. Анна сейчас иногда не скрывала своего недовольства. И то проявлялось на её милом лице. Она то надует свои румяные щёки добела, то выкажет взгляд анаконды своими тёмными глазами, то выдохнет пылко и бурно, как горячий самовар. Её глаза странно темнели и немного блестели. Нос тонкий чуть вздёрнутый изящный смотрел прямо. Губы полные алые. Анна держала в руках округлую плетёную корзинку. И там лежало лишь несколько грибов. И некоторые из них явно были несъедобны. Анна уже пару раз крепко свалилась с ног, не заметив в темноте слизкой коряги и большие мокрые ветки. И потеряла часть своих находок. Но уже нисколько о них не жалела. Она, слегка ободрав свои коленки и локотки, находившись, надышавшись, насытившись лесными ягодами, слегка обмазавшись грязью, думала совсем о другом. «Вот же придурок деревенский. Зачем я вообще напросилась в этот чёртов лес за грибами. Наверное, мне стало тесно в его барсучьей норе. Хоть моментами у него и мило, и даже уютно, но почему-то захотелось убежать… Я приехала к нему сама не знаю зачем… И у нас вновь было много любви. Может, поэтому я у него. Он взял меня грубо в первый раз прямо у дверей. Как буйный бык напал на меня. Он порвал на мне трусики, как будто специально… Как будто это ему нравится. Или это его заводит… Но он это сделал снова. Но теперь у меня есть несколько пар в запасе. И всё же было мило вчерашней ночью. Я себя довела до такого невероятного… Не хочу об этом думать… Это дурно как-то. Но всё равно думаю. Мы занимались любовью, кажется, всю ночь напролёт. Такое чувство, что я уснула лишь под утро. Он был невероятен. Его плоть накаченная как будто из стали. Мне так нравиться ласкать руками его мускулы, его развитый торс. Помню, как я закричала, ощутив его силу глубоко в себе. И вижу нашу бурную ночь отрывками…. Сначала он крепко схватил меня за ноги и прижал к стенке. И сделал это быстро и грубо. Он попросил, чтобы я красиво стонала… Вот же деревня. Я ему подыграла, как могла. Заем помню, уже на матрсе я схватила его за возбуждённый «жезл». Кажется, он был таким большим. Я держала его двумя руками. И тех не хватало. Потом было много ещё чего… О чём я думаю? Совсем рехнулась. Надо спуститься
