Вольфганг. – Всех нас, мужчин, тянет к шкалику. И… – добавил он, потому что свежевыстиранное платьице надето было на миловидную девушку, – и к любви.
– Ах, вот как! – сказала девушка, и ее рассерженное лицо так внезапно прояснилось, что Вольфганг тоже не мог не улыбнуться. – Вы не представляете себе, – продолжала она, стараясь взять на поводок танцующего и визжащего фокса, – сколько мне горя через эту собаку. Постоянно заговаривают разные мужчины… Это что такое? – спросила она с удивлением, нащупав под ошейником бумажку.
– Письмо, – сказал Пагель, – удаляясь. – Письмо к вам. Вы должны были приметить, я уже целую неделю каждое утро хожу за вами следом. Но прочтите только тогда, когда останетесь одни, там все сказано. До свиданья!
И он поспешил свернуть за угол, потому что ее лицо просияло слишком радостно, он не хотел присутствовать при том, как раскроется истина. Еще раз за угол, а теперь он может идти медленней, теперь он в безопасности. Он опять взмок; его, собственно, все время прошибал пот, с той минуты, как он сошел у Подбельски-аллее. Хоть он и шел совсем медленно.
И вдруг он понял, что ему жарко не от палящего солнца, не только от солнца. Нет, нет, тут что-то другое, что-то еще, помимо жары: он взволнован, да, он боится!
Он сразу остановился и посмотрел вокруг. Молча стояли в полуденном зное виллы между стенами сосен. Где-то жужжал пылесос. Все, что делал Вольф до сих пор, оттягивая мгновение, когда придется нажать кнопку звонка, все ему внушено страхом. И началось это давно: он купил бы не «Лакки Страйк», а завтрак для себя и для Петры… если бы не испытывал страха. Если бы не страх, он не оставил бы вещей у «дяди». «Да, – сказал он и медленно пошел дальше, – меня гонит к финишу». Он вдруг увидел свое и ее положение, каким оно было на деле: не плачено за комнату, нечего ждать и завтра, Петра почти голая в вонючей конуре, он здесь среди вилл богачей в своем потертом защитного цвета кителе, без гроша в кармане – даже нет на проезд.
«Я должен его убедить, чтобы он дал нам денег, – думал он, – хотя бы совсем немного».
Но было идиотством, было полным сумасшествием ждать поддержки от Цекке! Нечего было ждать, что Цекке, каким он его знал до сих пор, – что этот Цекке даст денег взаймы, когда так сомнительна надежда получить их обратно. Но что же будет, если Цекке скажет «нет»?.. (А он, конечно, скажет «нет», Вольфганг спокойно может опустить «если».)
Перед Пагелем открывается длинная, довольно широкая аллея, в конце которой стоит вилла Цекке. Он вступает в аллею, идет – сперва довольно медленно. Потом быстрей и быстрей, точно его гонит под уклон, навстречу судьбе.
«Он должен сказать «да», – думает опять Вольфганг Пагель, – и дать хоть сколько-нибудь. Тогда я покончу с игрой. Я могу, еще не поздно, стать шофером такси, Готшальк твердо обещал оставить за мной вторую машину. Как обрадуется Петра!»
Вот он уже совсем близко от виллы. Он опять видит каменную колонну и железную решетку, медную дощечку
