самим править захваченными территориями.
Поэтому при виде вооружённых солдат крестьяне деревушки в лес или поле не убежали, но и встречать гостей не спешили, прячась за тынами участков и глинобитными стенами домишек.
Вышли к дороге только староста с женой, грустно свесивших головы, да ничего не боявшаяся детвора обоего пола и разных возрастов – от четырёх-пяти до десяти-двенадцати лет – увязалась за хвостом отряда.
Из полученных при допросе сведений вытекало, что других врагов поблизости нет. Разбитый отряд нииторцев выполнял на тракте разведку. Вторая полусотня их подразделения шла намного южнее, и если и могла кого-то встретить, то только олу Верон с её бойцами. Хотя и это было маловероятным – Пания двигалась параллельно Анду, а разведка противника шла от развилки строго на юг, ближе к Керенаиту.
Задерживаться в деревне попаданец не стал. Вдали на взгорке виднелись строения постоялого двора, и кавалеристы ола Рея ускорились.
Андрей решил обосноваться в трактире, потому что ехать дальше не имело смысла. Здесь находился перекрёсток сразу трёх дорог, включая тракт, и было удобно заворачивать обратно тех, кто попытается проехать к Долге, и перехватить случайно просочившихся с запада путников, которые могли бы растрепать кому не нужно о большом количестве нагабинских вояк.
Самому олу Рею со своими бойцами скрываться особо не требовалось. Во время боевых действий разведывательные отряды противоборствующих сторон шныряли повсюду и сильных опасений не вызывали.
– Кто напьётся до невменяемого состояния, герои мои, повешу, – вполне серьёзно предупредил подчинённых землянин перед воротами постоялого двора. – Есть сомневающиеся, что я так и сделаю? Вижу, поняли. О том, что не нужно болтать языками, уверен, напоминать не нужно. И никаких девок.
Последнее замечание явно расстроило победителей, но перечить олу, разумеется, никто не осмелился.
У Андрея под рукой осталось четыре десятника и двадцать пять солдат. Он дал команду лейтенанту, чтобы тот перераспределил людей на три группы, которые поочерёдно будут нести караульную службу на развилке дорог. Поскольку гертальские сутки делились на тридцать часов, то меняться воякам предстояло через десять.
Внутри большого огороженного пространства постоялого двора находилось полтора десятка различных повозок. Принадлежали ли они одному каравану или нескольким, для Немченко роли не играло.
Трактирщика он обрадовал известием:
– Все постояльцы остаются у тебя проживать впредь до моих особых указаний. Кто будет ссылаться на отсутствие денег за номера или места на сеновалах, выгоняй на площадку для телег. Пусть там ночуют. Сам тоже никаких поездок за продуктами не устраиваешь.
– У меня солод для варки эля заканчивается. – Радость на лице лысоватого толстяка чуть померкла. – Хотел завтра с утра…
– Перебьёшься как-нибудь. К тому же это ненадолго, – успокоил
