семьдесят лет.
– Наполеон труа, – пробормотала я, увидев шато впервые три дня назад, подавленная мощью особняка.
Местность в этой части Пуату не похожа ни на одну другую, в которой мне случалось бывать раньше. Казалось, ни время, ни люди не имеют здесь своего влияния. В центре Франции, обжитой и цивилизованной, кое-где всё ещё чувствуется сила природы, изжитая в современных городах.
Ряды жилых домов шестнадцатого века поднимаются от реки на холм, к лугу, где пасутся ослы. Ослы спариваются и оглашают окрестности громким рёвом. На противоположном берегу вросла в землю церковь VIII века. Церковь действующая, сложена из серого гранита, по-католически очень высокая, широкая и в основании, и в плечах. В голове – колокольная башня с каменным крестом. Старый гранитный мост времён Великой французской революции перекинулся дугой с берега на берег и собрал вокруг себя и реку, и церковь, и дома по обеим берегам, и ослов, и ряды гнутых электрических фонарей.
Фонари гасят в полночь. В городе после полуночи работают только светофоры. Они мигают, как маяки в безбрежном море чёрной, кромешной темноты, переключаясь поминутно с красного на зелёный, с зелёного на красный…
Над рекой возвышаются стены средневекового форта. На небольшом острове, соединённом с землёй каменным мостом, стоит водяная мельница. Здания мельницы уже нет, но остался дом мельника под черепичной крышей, сложенный из глыб гранита. Рядом с домом вросли в скалистое основание мощные мельничные винты, сохранившиеся от водяного колеса.
Гигантские платаны в парке в центре города предоставлены сами себе. Под ними жёлтый гравий, чистый, сочный цветом, растоптанный за многие годы в пыль прихожанами церкви, свадебными и похоронными процессиями. Напротив – здание мэрии, построенное при Робеспьере. На площади тихо и жарко. Иногда с реки веет ветерок, и флаги Французской Республики у мэрии лениво шевелятся на флагштоках, и широкие листья платанов машут широкими ладонями. Рядом с церковью стоит памятник погибшим горожанам в I и II Мировых войнах. Простой обелиск из неотшлифованного серого гранита, метра четыре в высоту, на котором высечены имена погибших.
Нетронутые дубравы по берегам реки скрывают множество ручейков, бегущих к реке. Люди с белой кожей, светловолосые и чернявые, голубоглазые и кареглазые, улыбаются и здороваются при встрече.
Время здесь, кажется правда, остановилось.
Неужели неведомым образом я пересекла временную черту и перенеслась на полтора столетия назад…
Надо сказать, чувства, которые испытываешь, находясь в доме, которому всего-то сто семьдесят лет, по силе ощущений не уступают посещению столичного музея искусств, например. С той разницей, что в комнатах нет смотрительниц пенсионного возраста и все экспонаты можно трогать руками.
Скрипит под ногами натёртый до блеска тёмный дубовый
