цвета, указав пальцем на которое, отец произнёс – «Здесь ты был рождён». Почему-то, я запомнил эти слова надолго. У самого входа в здание, на козырьке, висел длинный ряд букв, понять которые я тогда не смог.
Вскоре входные двери распахнулись, и оттуда вышла группа людей, состоящая из мужчин и женщин. На первый взгляд они были разные: одеты в разную одежду, были разных возрастов, но объединяло их всех одно – искренние слёзы радости, наряду с чувством кричащей благодати. Двое из них держали плакат с какой-то яркой надписью, которую я в тот момент также не понял.
Это явление было сильно не похоже на то, что я видел раньше, и, спросив у отца о причине сего действа, он ответил, – «Ребёнок родился у них, как и ты, шесть лет назад», – в полголоса сказал он, затем добавив, – «Добро пожаловать в этот мир…». С каждым днём моя потребность лицезреть и узнавать новое только росла, а отец со всей охотой старался удовлетворять её.
Однако продлилось это не долго. Родители день ото дня перетаскивали канат воспитания каждый к себе, думая, что его методы этого самого воспитания окажутся наиболее верными, пока в один злополучный день они решили развестись. Сопровождалось это всё криками и оскорблениями в адрес друг друга, битьём посуды и перевёрнутой мебелью. Мать называла его богохульником и недостойным воспитывать меня. В последующем эти слова вылетали из её уст как текст молитвы.
Отец как то упоминал, что они поклялись с мамой в любви друг другу и ничто не заставит их нарушить эту клятву. Видимо, он позабыл о факторе эгоизма присущий каждому человеку.
В любом случае, отца я больше не видел, а религиозные порывы матери только усилились. Всё сильнее в её голове формировался цельный образ идеального сына, который будет правильный во всём. Правильный в учёбе. Правильный на работе. Правильный в досуге и развлечениях. Правильный в семье. Правильный во всех аспектах жизни и существования в целом. Ну и конечно же, правильным в служении церкви. Она явно не желала видеть во мне моего отца. В её глазах, наполненных холодной яростью, я видел этот идеальный образ священнослужителя, несущего молву благодатную всем заплутавшим душам, точно глашатай самого Господа. Таким она меня видела. Таким, кто через 30 лет тепло обнимет её и прошепчет: «Мама, спасибо тебе, что направила меня на путь истинный, ты прожила эту жизнь не зря», а до тех пор она била меня розгами и скалкой для теста за малейший проступок.
Не совершил молитву перед трапезой?
*Бах! Получай, выродок!*
Резкая боль, сопряжённая с гулом в ушах, после хлёсткого удара ладонью наотмашь по голове.
Пришёл домой со школы на десять минут позже, так ещё и с плохой оценкой?
*Бах! Бах! Бах! Получай, жертва бренного бытия!*
Раскаты жуткой боли, смешанные с горечью непонимания, раздаются из коленных чашек по телу, после ударов матери кухонной скалкой. Снова и снова. В конце таких наказаний она всегда подводила итог, заученный ею, наверное, ещё
