проблесковые огни. Полиция, скорая помощь, машины на дороге, смятые фантики. Катя лежала в мешке для трупов – сломанная марионетка, изувеченная, никому не нужная.
– Я, Ростислав Белецкий, запечатляю Екатерину Кравцову своим фамильяром. Клянусь защищать ее, пока жив.
Чья-то рука выплыла из темноты, дотронулась до воскового лба Кати. Провела пальцами, вычерчивая какой-то знак.
– Я, Екатерина Кравцова, – Катя готова была поклясться, что не говорила этого. Невидимая властная сила овладела ее языком, губами, глоткой, невидимая сила говорила за нее, – запечатляюсь фамильяром по доброй воле.
Боль в запястье была такой, словно Катя окунула руку в кипяток. Растаяло тело в мешке для трупов, утекли прочь полицейские машины – Катя вновь была в комнате, и ее запястье оплетала сверкающая алая лента. Такая же тянулась к руке Ростислава, и Катя поняла, что лента живая, что она сейчас проникает в их руки, втекает под кожу, неразрывно сшивая двоих в одно существо.
Потом боль стала такой, что Катя потеряла сознание – и очнулась, когда прямо над ней спросили:
– Гуревич, и давно ваши преподаватели спят со студентками, пока я их зову?
Катя открыла глаза. Прямо над ней, бесконечно высоко плавало лицо Выгоцкого – грубо слепленная маска ярости.
Катя встрепенулась: поняла, что в это время лежала головой на коленях сидящего на диванчике Ростислава, что в ярко освещенной комнате полно народу, что за спиной короля стоят гнилые гончие в человеческом обличье – и все они смотрят на нее и на Ростислава.
– Это запечатление, Илья Владимирович, – негромко сказал седой мужчина с лицом, похожим на потрескавшуюся деревянную маску. Казалось, ему больно было говорить в присутствии короля. – Теперь они мастер и фамильяр.
Катя села, беспомощно обернулась на Ростислава – тот медленно поднялся с дивана, и в его лице светло пульсировало торжество победы. И Выгоцкий наткнулся на бешеный взгляд, на сумасшедшую улыбку, на вскинутую руку, на запястье которой угасала алая нить.
Так они стояли, смотрели друг на друга, и в комнате стало тихо-тихо.
– Значит, мастер и фамильяр, – наконец, проговорил Выгоцкий. На Катю он не смотрел, она знала, что умрет сразу же, как только он переведет на нее взгляд. – Успели.
– Успели! – весело ответил Ростислав. Сейчас Катя чувствовала, что он едва держится на ногах и вот-вот упадет. И тогда король победит. – Вы что-то хотели, Илья Владимирович?
Выгоцкий шагнул к нему, встал вплотную. Катя видела правую руку короля – из обычной холеной мужской руки она медленно превращалась в трехпалую птичью лапу – черную, наполовину сгнившую, с выступающими из-под кожи костями.
Повеяло душным сладковатым запахом смерти. Катя почти увидела сверкающий металл стола для вскрытия, ледяной свет ламп, дорогу, которая закончилась и уже не начнется.
Улыбка распорола лицо короля, словно рана. Он поднял руку, скользнул когтем по скуле Ростислава и, обхватив
