рвалась к отцу, – замечает Эштон.
Я быстро отмела этот вариант. Моя мачеха Кортни пригласила меня сразу же, как услышала новости про Джейка. Очень мило с ее стороны, но мы едва друг друга знаем, и я даже представить не могу, как долго выдержу в тесной квартирке с отцом, Кортни и ее тремя детьми-младшеклассниками.
– У меня другая ситуация.
– Почему?
– Ну, во-первых, я не беременна!
Мы сердито глядим друг на друга. Первой сдается Эштон.
– Прости, Эдди, – говорит она с печальной улыбкой. – Я неправильно расставила акценты. Напугала тебя, а ведь совсем не хотела. Эли всего лишь решил перестраховаться. Все будет хорошо.
– Откуда тебе знать? – Я оглядываюсь на маму, которая, похоже, осмотрела уже все стульчики. – Кстати, мама в курсе?
– Еще нет. Рассказывать пока особо нечего.
– Да и смысла нет, – бормочу я. – Вряд ли она обеспокоится.
Эштон поджимает губы.
– Вообще-то она вся на нервах из-за Джейка.
– Потому что его выпустили? Все из-за этого на нервах.
– Нет. Она жалеет, что поддерживала ваши отношения.
Я удивленно замираю. Пару лет назад мама настолько симпатизировала Джейку, что постоянно повторяла, как мне с ним повезло, и боялась, что он меня бросит. Всю мою жизнь, даже когда я еще не встречалась с мальчиками, мама подстегивала меня быть самой красивой, успешной и услужливой версией Аделаиды Прентис. Я так старалась стать идеальной, что к семнадцати годам полностью утратила представление о себе. И до сих пор пребывала бы в неведении, если бы история с Саймоном не вынудила нас с Джейком расстаться. После того, как Джейк напал на меня и попал в тюрьму, мамино к нему отношение изменилось как по щелчку, и она сделала вид, что с самого начала его ненавидела.
– Она мне такого не говорила, – замечаю я.
Или не нашла возможности. После истории с Джейком я немедленно переехала к сестре, а теперь, когда пришлось вернуться, очень редко бываю дома.
– Вам с ней явно не мешает пообщаться, – замечает Эштон. Я корчу недовольную гримасу, и сестра добавляет: – Дай ей шанс, Эдди. Ты, кстати, рассказала ей про Кили?
– Нет, конечно!
Я годами не делилась с матерью своими переживаниями, к тому же сама не до конца в них разобралась.
– Надо же с чего-то начинать. А мама…
– Она идет сюда, – шепчу я, так как мама на всех парусах мчится к нам, размахивая чем-то настолько крошечным, что я не могу разглядеть.
Когда она подходит ближе, я различаю пару вязаных пинеток цвета слоновой кости, украшенных атласными бантами и мехом. Надеюсь, искусственным.
– Я беру их тебе в подарок, – сообщает она сестре и направляется к кассе.
Я едва успеваю зацепиться взглядом за ценник: семьдесят пять долларов. Что ж, могло быть хуже. Гораздо.
– Спасибо! – кричит ей вслед Эштон, а затем включает свою фирменную улыбочку «давай-сменим-тему»:
– Подкинем
