уж точно поймаем!
И вот черная гладь принимает нас. Весла бьют море. Отец внимательно осматривается и сопит. Мы рассредоточиваемся. Проходит много времени, у меня затекают руки, и в плече пробегает боль.
Совсем рядом выпрыгивает дельфин и, взмахнув белоснежными крыльями, устремляется ввысь. Наша лодка чуть уходит в сторону. Кто-то из наших, тоже неподалеку, кричит и выпускает в него гарпун. Я подаюсь вперед и сжимаю борт лодки. Дельфин взвизгивает и падает.
Я не знаю почему. Но я прыгаю за ним.
– Куда? – хрипит отец.
Вода холодной тряпкой укутывает меня. Я всплываю, чтобы набрать воздуха, но вижу, как дельфина поднимают на лодку и начинают бить ножами. Он кричит так, что у меня закладывает уши.
– Отпустите его!
Но им плевать. Я доплываю и цепляюсь за их лодку. Кровь на перьях и кишки, разбросанные повсюду, увенчали успехом нашу операцию. Лодки акулами подплывают, и все гордо кричат «ура!». Луна выплывает из облаков и показывает мне застывший блеском страх в глазах дельфина.
Я отталкиваюсь от бортика и погружаюсь на дно моря. Этого темного безразличного моря. И вот я уже сливаюсь с ним, начинаю дышать. Вынырнув, ударяю хвостом о лодку и уплываю подальше от ошарашенных рыбаков.
Моя неизвестная
В наушниках тихо: «Проснись, это любовь. Смотри, это любовь…»[4]
Я карябаю пленку на окне. Оторвав кусок, кидаю на кафельную плитку и морщусь. Как будто чью-то шкурку выкинула. Теперь из окна видно часть двора. Я стараюсь дышать тихо, чтобы окно не запотело. Прислоняюсь к прохладному стеклу. Лука уже идет со скрипкой. Рядом его друзья.
У него, как всегда, волосы встрепаны, а галстук съехал. Я жмурюсь и отстраняюсь от окна. Мне до него как колибри лететь до луны. У меня слишком маленькие крылышки, а сердце бьется слишком быстро. Я умру, не пролетев и полпути.
И снова я иду домой ни с чем. Мне не унести ни одной его фразы. Стал бы он говорить с такой, как я?
Пинаю коконы листьев, постоянно развязываю и завязываю неудобный шарф. Помню, мама сказала:
– Разве Гала Сальвадора Дали была роскошной красавицей? А чем выделялась Лиличка Маяковского? А Марьяна, жена Цоя? Не была она красавицей, но ведь пробила его музыку и вообще первой разглядела в нем талантливого музыканта. Бери харизмой, будь сильной! Твой любимый Харрельсон тоже, кстати, не симпатяга.
Но мне не хочется возвращаться домой к моей доброй маме. Знаете, бывает же иногда такое, что ты подходишь к зеркалу и видишь, сколько злости в тебе скопилось, и просто неловко даже находиться рядом с теми, кто добр, несмотря ни на что. Мне хочется сбежать волком куда-нибудь и не приходить больше в этот город. И я разбегаюсь.
Скрип деревьев, крики детей на площадке, возгласы дерущихся за каштаны ворон. Все смешивается и кашей выливается на меня. Я вздрагиваю от какого-то склизкого омерзения. Я так ненавижу это ощущение. Ощущение пустоты, тоски и возбуждения. Я называю его «серостью». Эта дрянь, видимо,
Из песни «Проснись» группы Stolen Loops.
