Зачем ногами болтаешь? – кричит ему отец. – Тебе говорили, что это нехорошо?
Мальчик оправляется.
– Володя! – слышно из другой комнаты.
– Вон мать зовет, поди, – говорит отец.
Володя уходит с радостью и твердым намерением избежать встречи с отцом до самого ужина.
Игнат Васильич сознает между тем, что попусту придирался, и в его душе является смесь и борение разных чувств – и грусти, и досады, и недовольства собою, и совестно ему, и сам он понять не может, что с ним делается. Все его беспокоит и раздражает, а Федя, как нарочно, начинает скрипеть дверью, чего отец терпеть не мог и в добром расположении духа.
– Что я тебе тысячу раз говорил, а? – спрашивает он сына.
Тот молчит.
– Говори же!
Молчит.
– Ты умеешь говорить?
Молчит.
– Я ж тебя заставлю отвечать, каналья этакая!.. Встань в угол!
Федя ни с места.
– Ну!
Мальчик, потупясь в землю, медленно подвигается к углу.
– Стой до тех пор, – говорит отец внушительно и с расстановкою, – пока не скажешь, за что поставлен.
– Не знаю! – говорит жалобно Федя.
– Феденька! – вмешивается Надя, – скажи, что скрипел дверью, и проси у папаши прощенья.
– Не хочу, – шепчет упрямец.
– Не тронь его, Надя, – он упрям.
– Ну да, упрям!
– Молчи, каналья!
Игнат Васильич подходит к окну и начинает барабанить по стеклу пальцами. Сын опять начинает ворчать под нос себе:
– И поиграть нельзя… все запрещают… все худо…
– Вот я тебя, грубиян, не велю к тетке брать…
– И не нуждаюся…
– Я тебе уши выдеру…
После этого Федя перестает говорить. Чувства беспокойства и недовольства собою еще выше поднимаются в душе Дорогова. Он думает о сыне: «Откуда в нем это упорство? в кого он такой уродился? Боже мой, заботишься о них, растишь, а вот какая благодарность!» На сердце его становилось горько-горько. А, очевидно, Федя уродился в него же, поддаваясь не влиянию наставлений и наказаний, а примера в поступках отца. Мальчик, видя постоянные противоречия, привык полагаться на себя и решение свое считать последним. Он инстинктивно растил свое: «мне досадно» и «мне так хочется» и редко мог воздержаться, чтобы не отвечать на выговор отцовский заунывным тоном какую-нибудь грубость. Так во всяком семействе можно наблюдать ту силу, которая в разных его членах создает одинаковые свойства, по законам отражения от одного лица на другое.
Гимназист заглянул в комнату.
– Что ж ты не занимаешься своим делом? – спросил его отец.
– Я приготовил уроки.
– Что ж, уроки только?
– Я…
– Я, я, я! Затвердил одно!.. Экие упрямые у меня уродились, прости господи!.. На-ко
