главные в вашей жизни? Семья… Друзья… Отдых… Постижение нового… Время посмотреть на себя в зеркало и убедиться, что стоит ценить себя больше…».
– М-да, – Громова дожала чеснок, бросила нехитрое приспособление в раковину, пошла в ванную к зеркалу. «Я ценю себя потому, что меня ценят другие. И это – факт. И всё-таки мне так чего-то не хватает. «Зимою лета, осенью весны». Ча-ча-ча! – партия ударника отстучала по раковине и ванному шкафу. Не чувствуя жара в ладонях, Яна провела пальцем по залегшим синякам под глазами: – Маг, я очень хочу верить, что не зря приехала к Вадику именно в тот момент. Кроме как везением это не назовёшь». Громова всегда считала себя удачливой. Вся её жизнь строилась на каком-то счастливом случае. И поняла это женщина очень давно.
…Василисе тогда исполнилось шесть. Мама уже ушла от отца, о чём не жалел в семье никто. Ушла она не просто так, а, как скоро выяснилось, к другому мужчине – тому самому красивому дядьке Володьке, что позже стал отчимом Василисы и отцом её сводного брата. И весь период пока шёл бракоразводный процесс, мама жила не дома. И Василиса жила не дома, а у бабушки и дедушки в пригороде. Это была последняя зима, когда не нужно ждать каникул, чтобы покататься на лыжах. «Пока холода пусть у вас перекантуется, весну побудет, а летом мы её заберём. Я уже договорилась, чтобы Вася июль-август занималась в балетной студии», – пообещала мама своим родителям, сторожам на территории районной Турбазы. В сентябре девочка пойдёт в первый класс. Она уже совсем взрослая. Так говорят все вокруг. Не то предупреждая, а скорее по привычке. Эх, знали бы они, что такое взрослость! Слышать, как отец лупит мать, как она проклинает его, а уже назавтра торопливо шаркает ногами, чтобы открыть дверь и принять его, едва живого, из рук таких же приятелей-алкашей. Поить батю чаем, согревая с мороза, словно это её, Василисы, вина, что он упал с сугроб и мог отморозить себе руки и ноги. Часами стоять с бабушкой в Крестный ход за живой водой, чтобы дать её не девочке, полупрозрачной и невесомой, а опять же этому мерзкому одутловатому бате, прихваченному уже тогда водянкой. И всегда, всегда, слышать по ночам одни и те же звуки взрослых, что так пугают детей непонятностью их происхождения, одновременно естественного и постыдного. Только у дедов, добрых, мягких, как единственный плюшевый заяц, что был у неё из игрушек, Василиса была дома. Этот домик на взгорье, к которому вели лестничные ступени, девочка считала единственно своим долгие годы.
Февраль на Урале всегда ещё снежный и морозный. Но это не останавливало девчонку. Маленькая, щуплая, в перешитых на её рост телогрейке и брезентовых штанах поверх шерстяных гамаш, она часами моталась на лыжах по округе, доезжая то до горного утёса над рекой, то просто по лесу. Потеряться не боялась, слишком хорошо знала все ориентиры. Да и местность не была пустынной: тут лесорубы кричат: «Васька, привет!». Там строители подбадривают: «Чемпионка растёт!». Егеря на вездеходах прочёсывают местность: «А ну-ка, Василиса, признавайся,
