Примерно семьсот пятьдесят тысяч фунтов, а? Как тебе такое, дружище?
Право слово, именно так он и говорил, когда я об этом вспоминаю. Не хватает лишь странных пауз, внезапных переходов на доверительный шепот, торжествующих рыков, с которыми он отвечал на свои же вопросы, пожиманий плечами, хлопков и оживленной жестикуляции. Но за все время – ни слова о том, почему он послал мне срочную телеграмму, заставившую меня поехать в Авонмут.
Конечно, я терзался вопросом, добился он успеха или нет, хотя его веселый вид и оживленная речь говорили о том, что у него все хорошо. Однако я удивился, когда мы прошли по тихой широкой улице с огромными домами с участками по обе стороны, и он вдруг остановился и прошел в железную калитку, ведшую к одному из лучших особняков. Луна высветила остроконечную крышу и фронтоны на каждом углу. Когда он постучал, дверь открыл лакей в красных плюшевых бриджах. Я начал понимать, что мой друг наверняка добился колоссального успеха.
Когда мы спустились в столовую к ужину, там меня приветствовала миссис Каллингворт. Мне было очень жаль видеть, что она бледна и выглядит усталой. Однако мы поужинали довольно весело, как в старые добрые времена, и живость ее мужа отразилась на ее лице. Затем мы снова будто бы вернулись в небольшую комнатку, где медицинские журналы служили стулом, а не находились в огромном покое с обшитыми дубовыми панелями стенами, на которых красовались картины. Но так и не было сказано ни слова касательно цели моей поездки.
Когда ужин закончился, Каллингворт провел меня в небольшую гостиную, где мы оба закурили трубки, а миссис Каллингворт – сигарету. Он некоторое время сидел молча, затем вскочил, бросился к двери и распахнул ее настежь. Одной из его странностей была боязнь, что его подслушивают или строят против него козни, поскольку, несмотря на его показную открытость и откровенность, ему была свойственна странная подозрительность. Удостоверившись, что его никто не подслушивает и никто за ним не шпионит, он опустился в кресло.
– Монро, – проговорил он, тыча в мою сторону трубкой, – я хотел тебе сказать, что я полностью, безнадежно и непоправимо разорился.
Я покачивался на стуле, который стоял на задних ножках, и уверяю тебя, что в тот момент чуть не опрокинулся. Все мои мечты о грандиозных результатах моей поездки в Авонмут рухнули, словно карточный домик. Да, Берти, должен тебе признаться: мои первые мысли были о собственном разочаровании, и лишь последующие – о несчастье, постигшем моих друзей. Каллингворт обладал поистине дьявольской интуицией, или же мои мысли выразились на лице, поскольку он тотчас добавил:
– Прости, что разочаровал тебя, дружище. Вижу, ты совсем не это ожидал услышать.
– Ну, – невнятно пробормотал я, – это и вправду большой сюрприз, старина. Судя по дому, я подумал…
– Судя по дому, по лакею, по мебели, – продолжил он. – Ну, они-то меня и съели… всего, с потрохами… Мне конец,
