это давление.
– Ты перешёл на сугубо инженерный язык, – ехидно замечаю я. – Однако из твоих слов следует, что наша задача – постараться ограничить его поездки в Облздрав, да и вообще общение с этими людьми. То есть по всем вопросам «вовне» больницу должен буду представлять я. Согласен?
– Ты поймал мою мысль на лету. Я рад. Собственно, к этому и вёл, – кивает Ванька. – И ещё я хотел тебе повторить: ты в любом случае должен поговорить со всеми нашими. Это для того, чтобы политика «партии и правительства» понималась ими и поддерживалась.
– Откуда ты взялся такой умный? – иронизирую я, будучи полностью с ним согласен по всем пунктам.
– Мне как-то сказали, что в старшего брата пошёл, – без тени улыбки заявляет братишка, строит мне рожу и выходит из кабинета.
Вечером дома, зайдя перед сном с сигаретой в ванную, курю и обдумываю сложившееся положение. Сейчас мои мысли обусловлены не желанием сесть в кресло главного врача, а пониманием опасности появления в этом кресле непрофессионального человека, который сразу начнёт перестраивать давно сложившуюся внутрибольничную жизнь под свои взгляды, не имеющие ничего общего с медициной. Что же делать?
Может, надо применить свой талант к возникшей ситуации? Ведь именно моим талантом обусловлены возможности, которыми я располагаю. Это касается не только получения информации о том, что будет впереди, но я ведь ещё могу просто внушить любому человеку свои желания и мысленно скомандовать поступить так, как это нужно мне. То же самое и с чтением чужих мыслей, чем я пользуюсь, как правило, только в случае возникновения опасности, при этом отключая свою постоянную блокировку. Естественно, тут сразу встаёт вопрос о соответствии таких поступков общечеловеческой морали. Путешествие по мозгам оппонента, применяемое мной при возникновении критической ситуации, я называю разведкой в тылу противника, а Ванька считает это подглядыванием в замочную скважину. Пусть братишка и является в моей жизни своеобразным нравственным камертоном и в ряде случаев может повлиять на принимаемые мной решения, но иногда я с ним бываю категорически не согласен. Когда такое случается, мы жарко спорим, но, увы, в таких спорах истина родиться не может уже потому, что там её просто нет изначально. Я часто думаю на такие темы и каждый раз прихожу к выводу: моё любимое Гауссово распределение работает и тут. В случаях, когда мы пытаемся оценить чей-то поступок с точки зрения морали, истина лежит посередине. Этой серединой являются те обстоятельства, в которых был совершён поступок. К сожалению, часто в жизни нам приходится делать что-то не совсем хорошее для того, чтобы не произошло нечто вообще ужасное. В этом случае то, что в обычных условиях не соответствует морали, неожиданно оказывается тем единственным шагом, который эта самая мораль впоследствии оправдает. В пастернаковском переводе Гамлета в уста короля Клавдия вложена фраза: «Что делала бы благость без злодейств?» Не бывает чего-то абсолютно плохого, как и не бывает стопроцентно хорошего. Так устроена наша жизнь.
Всё это я говорю к тому,
