необходимо, а потому вынужденное молчание является стрессовой ситуацией. Напряженное молчание усугубляет непонимание. Страх перед большим и сильным заставляет помалкивать, а презрение к мелкому и слабому заставляет не тратить слов понапрасну. Между этими двумя крайностями имеется бессчетное количество вариаций. В любом случае молчание испуганного человека является накопителем злобы. Чем беспомощнее ощущает себя молчащий, тем сильнее его недовольство собой и другими. Другой отвечает тем же. Обычно в таких случаях говорят, мол, плохого сказать не хочу, а хорошего – не могу, хотя и очень хотелось бы. За сердитым молчанием скрывается лексика своего уровня развития, которую боятся пустить в ход, чтобы не обнаружить своей низменности. Сердито молчащий человек ни за что не признает своего страха, чтобы не сделаться посмешищем.
Бывают немногословные люди, которые не злятся на себя за молчаливость, приводящую в раздражение других, поскольку за их бессловесностью скрывается уравновешенная неэмоциональная любовь. Терпеливость, с какой они дожидаются, чтобы их наконец поняли правильно, воспитывает их самих, а также тех, кому пришлось выносить их молчание. Для представителя противоположного пола подобное молчание является воспитателем духовного уровня развития, который учит читать мысли. К сожалению, это осознается не сразу. Затрачивается много времени и нервов прежде, чем приходит понимание. Человек, страдающий от молчаливости другого, успевает порядочно взрастить свой страх и злобу – «меня не любят».
Есть люди очень умные, с прекрасным языком, которых любят, так как они всегда выражаются деликатно. Но может случиться, что такой человек оказывается на операционном столе, и его скрытая сущность выявляется лишь после прекращения действия наркоза. Хорошо, что лавина его грязных ругательств остается достоянием медицинских работников.
Плохо, если самому пациенту об этом не говорят, в том числе из деликатности. Пациента лишают возможности проникнуть в его скрытую сущность. А это уже беда, из-за которой он вскоре вновь окажется на операционном столе либо заболеет болезнью пострашнее, не поддающейся операции.
Как это ни странно, в человеке могут одновременно уживаться как страх, так и злоба в отношении молчания и молчунов, а также страх и злоба в отношении болтунов, которые тарахтят без умолку. Кто испытывает страх меня не любят, тот ждет словесных заверений в любви, однако своим страхом замыкает уста другому. Страх превращается в злобу. Покуда человек не освободит свою злобу на молчуна, тот не заговорит.
Аналогично дела обстоят и со страхом и злобой в отношении болтливости. Чем больше Вы боитесь пустопорожней болтовни, тем чаще приходится ее выслушивать. А если в Вас просыпается ненависть к болтовне, то будет казаться, что это делается специально назло вам. Это унижает и утомляет Вас.
Из деликатности, т. е. из страха меня не станут любить, если я выскажу свое мнение, Вы его и не высказываете. Вы проглатываете свой стресс и зарабатываете воспаление глотки. Чем сильнее Вы убеждены
