время я никак не могла поверить, что это не отпуск, что не обязательно с понедельника по субботу просиживать в обшарпанной учительской на ветхом стуле, что не будет вся школа в окна наблюдать за моим походом в уличный сортир. По инерции, я иногда просыпалась от кошмарных сновидений: мне казалось, что я опоздала на последний автобус, и придется ночевать в школе, среди мышей и пыли.
Нет, конечно, существовали и приятные моменты в моем учительствовании. Я видела результат своей работы: вот в сентябре приходит стая ребятишек, не обремененных абсолютно никакими познаниями о временах и нравах. Проходит несколько месяцев и, благодаря моей настойчивости, такой себе Вася Булкин, несмело рассуждает об уроках бонапартизма и влиянии событий 1917 года на мировой порядок. Я с энтузиазмом придумывала своим ученикам тесты и ребусы, логические задачки, проводила викторины и дебаты. Работа учителя, по большому счету, мне подходила. Если бы не кошмарные условия, в которых приходилось сеять разумное. И потом, моя натура изо всех сил противилась бесконечной рутине школьных дней! А еще каждый день писать занудные поурочные планы и каждый год талдычить одно и тоже! Увы, безжалостная машина государственного просвещения укатала меня полностью. Год-два еще можно выдержать, но не всю жизнь!
В общем, жизнь моя пошла на взлет. В любимом Городе, любимая история, вокруг приятные люди. Одна только вещь немного беспокоила меня – это сама учеба. Как-то она сразу не заладилась. Народ на кафедре сменился, совет получить было не от кого. А я сама растерялась и не могла понять, а чем, собственно, мне нужно заниматься в этой аспирантуре? На занятия по английскому и информатике я бегала с огромным удовольствием. Наверное, нужно было еще что-то делать? Но что? Пару раз сходила я на заседания кафедры. Большая аудитория оживленно гудела. Народ весело переговаривался, шутил, даже двое моих коллег – аспирантов-первогодков, озабоченно перешептывались со своими научными руководителями. Согласовывались какие-то планы, мероприятия, участия в конференциях. Все были при деле. Одна я торчала на этих сборищах, как осколок от чужой чашки. Со мною даже не здоровались. Молча я приходила, забивалась в уголок, тихонько отсиживала положенное время, изнывая от скуки, и молча уходила.
Я совсем приуныла. Но тут мне назначили научного руководителя. Позже всех остальных. Передали через лаборантку. Ну и что! Зато и у меня начнется настоящая научная деятельность!
Тщательно готовилась я к первой встрече. Подготовила убедительную речь о предполагаемой теме диссертации, придирчиво отобрала наряд, чтобы был не вызывающим, но и не особо синечулочным. Выбирать, было прямо скажем, не из чего. Все мои пожитки умещались в единственной дорожной сумке, а гардероб занимал ровно одну вешалку в шкафу. Так что, альтернатива была только одна – надеть джинсы с белой футболкой или ту же футболку, но с полосатым «учительским» костюмом. «Мальвины» победили, но не из-за ненависти ко всему прошлому, а по более прозаической причине: замшевые
