подошвы посмотри.
– Рисунок как рисунок.
– Встречал такой. Ботиночки «нариман». Мечта нэпмана. Дорогие, зараза.
– Точно, – подтвердил подошедший к нам криминалист. – Ботиночек московской обувной фабрики, фасон в простонародье называется «нариман». Рисунок соответствует. Щеголь. Даже галоши не надел по погоде.
– Понятно. Ботиночки со скрипом… И что это нам дает? – поинтересовался Кречетов.
– Ваня, ты подумай. Щеголь. В редкой обуви. Похож на бегемота. Покинет город в ближайшее время. Поездом, скорее всего. Вот и выставимся по маршруту его отхода…
Глава 3
– Отпусти, мусор! Я не виновный! – послышался истошный вопль.
В чем дело? А, понятно. У рассеянного гражданина ненароком из кармана тиснули портмоне. И теперь бдительный милиционер крепко держал мелкого шкета, который отчаянно вырывался, дико орал и призывал к пролетарской справедливости.
Народ возбужденно галдел, проклинал наглого карманника или, наоборот, требовал отпустить невинное дитятко. Дело обыденное. Тут вам не художественный театр и не дворянское собрание с чинной публикой. Тут вам железнодорожный вокзал – сосредоточение самых бурных страстей, самых потаенных надежд, планов, а еще концентрация философии жизни и движения.
Эх, Россия-матушка. Ты не только бескрайние поля, леса и заводские трубы в городах. Ты в не меньшей степени железная дорога, которая связывает самые отдаленные земли и которая не замирала ни на миг даже в самые тяжелые периоды Гражданской войны. Военные эшелоны исправно несли мимо полей сражений уголь, зерно. А заодно и население, шарахающееся по всей стране в поисках лучшей доли.
А вокзалы – это такие опорные столбы железной сети. Время не слишком властно над ними. Они становятся с годами лучше или хуже, но никогда не меняются кардинально. Вечные сутолока и многолюдье, кажется, угнездились в них до конца времен. Или до конца самой железной дороги, когда человечество полностью перейдет на более совершенные виды транспорта, например, на дирижабли.
Толкотня – это палка о двух концах. С одной стороны, можно затеряться и не отсвечивать, незаметно осматриваться и приглядывать. С другой – в такой толкучке легко не заметить объект.
– Раз, два, левой! – браво восклицал красный командир.
По перрону толпой, отдаленно напоминающей строй, прошествовала к теплушкам военного эшелона команда РККА. Она легко рассекала гражданскую толпу, как ледокол весенний лед.
– Четче шаг! Выше ногу!
Это едет пополнение в территориальные дивизии на сборы. Аж ностальгическую слезу выжали. Лагеря, стрельбы. Эх, вот это жизнь!
Крутятся по огромному, гулкому, со сводами, напоминающему готический собор помещению вокзала беспризорники, шуруют по платформам. Их в связи с продовольственными затруднениями расплодилось невероятное количество. А еще мельтешат толпы крестьян, куда-то вечно движущихся за призраком сытой беззаботной жизни. Еще недавно,
